И потекли напевы смуглолицых индийских девушек, пряные и густые, как кровь из разбитых сердец.
— Снежана, это ты здесь поёшь? — спросил Коля Пацук.
— А что, нельзя?
— А ты, это, слова откуда знаешь?
— Слова мои, музыка народная, — ответила Снежана и зарделась.
— Не красней, тебе не идёт!
— Да пошёл ты, — тихо сказала Снежана и, запнувшись, выкрикнула нехорошее слово.
Коля ничего не ответил. Только ухмыльнулся, как будто другого не ждал.
Хотя мгновение назад он надеялся, что Снежана поговорит с ним по-человечески. Поёт же она всё-таки. Но нет, ничего подобного. Все они такие. Шлюхи!
И вильнув бёдрами, словно передразнивая, он побежал от неё.
Снежана снова достала осколок из ведра и, плача навзрыд, стала его топтать, чтобы никакого счастья больше не мерещилось.
Я не помню, что он натворил. Как будто специально не помню, чтобы можно было подставить самую страшную причину. Но её нет.
Вова сидел под партой и почему-то не хотел вылезать, когда все уже построились. «А ты его скакалочкой! — ударило в голову чьё-то умудрённое, и, как поезд перед крушением, задёргалось сердце. — Если б были родители, наказали бы… Раз их нет, значит ты должна! Это твой долг».
«Долг! Долг! — громко стучало в голове. — Нет, при чём тут долг?! Как он смеет отсиживаться?!»
Вова не заплакал, не закричал, не стал таращить на меня глаза и стискивать зубы. Он заверещал. Как жук. Как сверчок. Как поросёнок в мешке.
И я потом никогда не знала, что будет с ним и что со мною.
На улице дул сильный ветер. Нулёвка сидела в тесной игровой перед телевизором.
Воспитательница и учительница немецкого языка Галина Станиславовна закрыла форточку, чтобы дети не простыли. Но в духоте хотелось спать, и малыши толкали друг друга, потому что вялость была им противна.
Галина Станиславовна объясняла балет своему сыну Русланчику, ученику третьего класса общеобразовательной школы, которого не хотела оставить без эстетического воспитания.
С каждой минутой дети всё меньше слушали балет. Толстый Коля лёг на ковёр, прикрыл глаза, а Валечка стала бинтовать ему ногу шёлковой лентой.
Пять человек нашли в игрушечной чашке настоящую конфету и не знали, как её поделить. Умный Толя сказал:
«Пусть каждый послюнит пальцы и потрогает конфету, а потом оближет, и постепенно конфета съестся сама».
Когда остался маленький кусочек и пальцы покраснели от сосания, ребята вспомнили про Галину Станиславовну. Они подошли и стали тихонечко трогать её платье, чтобы отвлечь от телевизора, а потом смелая, но красная, как помидор, Наташа, протянула воспитательнице размягчённый остаток. Галина Станиславовна сразу заметила коричневые точки на одном из элегантных своих рукавов, закричала, что это кошмар, и вдруг, позабыв о стопроцентном сохранении здоровья, распахнула форточку настежь.
