Майк запнулся, достал сигарету и закурил. Он сидел сгорбившись, взгляд полон вины.
— Ты мог прочитать об этом. Обо мне несколько дней писали в газетах… «Хирург — преступник». Но звали меня тогда по другому. Имя Хейг я взял себе с бутылочной этикетки. Глэдис не ушла от меня. Она была не такая женщина. Мы уехали в Африку. У меня осталось достаточно средств для покупки табачной фермы рядом с Солсбери. Два хороших сезона и я бросил пить. Глэдис ждала нашего первенца. Мы так его хотели. Все приходило в порядок…
Но однажды я поехал на грузовике в поселок и на обратном пути заскочил в клуб. Я часто бывал там, но в этот раз все закончилось плохо. Вместо получаса, я торчал там до закрытия, пока меня не вытолкали на улицу, и я приехал на ферму с ящиком виски на сиденьи.
Брюс хотел остановить его, он знал, что надвигается, и не хотел этого слышать.
— Ночью прошли первые дожди, реки разлились. Телефонные линии оборвались, мы были отрезаны от внешнего мира. Утром… — Майк замолчал и посмотрел на Брюса. — Я думаю, что ее потряс мой вид, но как бы то ни было утром у Глэдис начались схватки. Это был ее первенец, и она не была уже молодой. На следующий день схватки продолжались, но кричать она уже не могла. Из-за слабости. Я помню, какой наступил покой без ее криков и мольбы о помощи. Ты понимаешь, она знала, что у меня есть все необходимое. Она молила меня. Я это помню: ее голос сквозь дурман. Думаю, что тогда я ее ненавидел. Я помню это, хоть все смешалось вместе: дурман, ненависть, крики. Но, наконец, она замолкла. Тогда я понял, что она мертва. Я просто обрадовался, что она замолкла, и наступил покой.
Он опустил глаза, заговорил совсем тихо.
— Я был слишком пьян, чтобы идти на похороны. Потом, в баре я встретил человека. Не помню через какое время, не помню даже года. Он вербовал в армию Чомбе, и я записался. Никакого другого дела я для себя не видел.
Они молча жевали тушенку с маринованным луком и хлебом. Потом Брюс сказал:
— Не обязательно было сообщать мне все это.
— Я знаю.
— Майк…
— Да?
— Если это поможет, я очень сожалею.
— Это поможет. Необходимо, чтобы кто-то был близок. Одиночество хуже всего. Ты нравишься мне, Брюс, — он выпалил последнюю фразу, и Брюс отшатнулся, как от плевка.
«Дурак, — корил он себя, — ты опять раскрылся. Ты почти подпустил к себе еще одного».
Он беспощадно раздавил в себе симпатию, потрясенный требуемым для этого усилием, взял в руки передатчик и твердым голосом произнес: — Хендри, меньше болтовни, я поставил тебя наблюдать за путями. На передней платформе Хендри обернулся и сделал рукой неприличный жест.
