Nevermore, или Мета-драматургия | страница 128
— Он лживый и неблагодарный. И еще он пустой, — в голосе Таисии непреклонные нотки: у нее проблема с полутонами, и то, что перестает быть белым, моментально становится угольно-черным.
— Это не так… — Я пытаюсь его защитить, хоть отчасти. Хотя могла бы предъявить ему гораздо больше: о многом Таисия просто не знает. — У него две души, тесно переплетенные, врастающие друг в друга. Одна — ледяная и злая, с раздвоенным языком и кислотной слюной, обжигающей всякого, кто имеет неосторожность к нему приблизиться. А вторая — маленький испуганный ребенок, сирота, тянущийся к теплу и ласке и старающийся понравиться всем и каждому. Ты же сама это знаешь.
— Раньше я тоже так думала. Бальдр и Локи, внутренний и внешний. Но, видишь ли, оказалось, что оба эти персонажа — внешние. А вот что внутри? Раньше я испытывала к нему два чувства: восхищение и острую жалость. Восхищение прошло несколько дней назад, когда я заглянула на сайт его блистательного друга и спонсора Атума. Впрочем, я ведь уже говорила — ты просто не хочешь слышать. Тексты Атума кажутся ужасно знакомыми: темы, интонации, словарное предпочтение… даже манера каждое предложение начинать с новой строки. Получается, что Бэта — как творца, обладающего собственным языком — не существует. Он всего лишь калька Атума, его ослабленная копия. А жалость… Жалость исчезла после сегодняшней его низости. Напрочь. Словно огненный смерч высушил, выжег неглубокое болото в душе. И слава Богу. Теперь там сухо. И чисто.
— Я рада за тебя…
— Как бы я хотела сказать о тебе ту же фразу!
— … Ведь он же не половинка тебя. Даже не четвертинка — морок. Бесовское наваждение. 'Редкостный урод' — так выразился о нем Инок. Ты знаешь, как я отношусь к Иноку, но и плохой человек может высказываться умно. Редкостный — букет пороков и извращений, находка для психолога и психиатра.
— Но не только. 'Маленький плачущий мальчик', ты забыла? Вороненок со сломанным крылом…
— Маска плачущего мальчика. Почитай Масодова, прошу тебя! Это его кумир. Тебя может вытошнить на третьей странице, но пересиль себя и почитай — чтобы понять, за кем он идет, кто открывает ему последние высокие истины, приподымает завесу над тайной жизни и смерти.
— Я читала. Это все наносное — готическая поза.
— Я не понимаю тебя, не понимаю! Тебе же всегда нравились сильные люди. С самого раннего детства, помнишь? Помнишь, в три года ты говорила, что у тебя есть два волка, которых никто не видит и которые тебя охраняют? Из детства же твоя фраза — четыре любимых слова на букву 'в': ветер, воля, волки и слово 'вечность'… Каждую ночь ты улетала в один из параллельных миров, где училась магии, ездила на верховом волке ростом чуть поменьше слона и участвовала в регулярных 'борках' со львами, по типу гладиаторских: зверя нужно было уложить на обе лопатки, не причинив при этом ни малейшего вреда…