Глава 9
АТУМ Ночное Солнце
'АТУМ — в египетской мифологии бог солнца, демиург, возглавляющий гелиопольскую эннеаду, один из древнейших богов. Во многих текстах он называется вечерним, заходящим солнцем. Изображается в виде человека с двойной короной на голове, а также в образе змея. Согласно гелиополькому мифу 'создавший себя сам' возник из первобытного хаоса Нуна вместе с первозданным холмом (с которым он отождествлялся). Сам себя оплодотворив, Атум родил, выплюнув изо рта, богов-близнецов воздух — Шу и влагу — Тефнут, от которых произошли земля — Геб и небо — Нут'.
Мифы народов мира
Я ненавижу полуденное солнце. От него моя кожа начинает шелушиться и покрываться кофейного цвета пятнами. А в верхней трети головы просыпается наковальня.
Утреннее солнце тоже не жалую. Правда, абстрактно: ни разу в жизни не доводилось видеть рассвета, если не считать белесую июньскую полу-ночь — проклятие моего города.
Но это не значит, что имя верховного египетского божества Атума — персонификации Солнца Вселенной, выбрано в качестве ника случайно или недостаточно обдуманно.
Я неровно дышу к вечернему, закатному солнцу — могу не мигая наблюдать процесс его торжественного погружения в морскую воду или низкие, серо-розовые облака. Особенно хорошо это делать в компании с сигаретами 'Голуаз' или кальяном.
И совершенно особое, мистическое обожание вызывает у меня Солнце Ночное.
Ни в коей мере не имею в виду Луну — эту скучную музу всех лишенных воображения, истертую алюминиевую бирку, выпавшую из бездонных небесных карманов — средоточие слезливых стихов и сомнамбулических прогулок.
Луна не вызывает у меня ничего, кроме оскомины и зевоты.
Ночное Солнце не увидеть глазами. Но я ощущаю его всем телом, всеми внутренностями — пульсирующими, по-королевски багряными и женственно-перламутровыми, каждым мышечным волокном, упругим и чутким, каждым извивом аксона.
Его свет и жар доходят до меня сквозь толщу земли, с другой стороны глобуса и, пройдя сквозь магму, ядро и опять магму, обретают особую силу.
Ночное Солнце так же относится к Солнцу полуденному, как мистик и маг — к площадному актеру, играющему на бубне.
Поэтому ночь — мое время. Ночью расправляются крылья и наливаются металлической силой ногти. Приходят самые точные слова и самые яркие образы. Творятся самые изощренные, самые пряные ласки.
(Речь не о белых ночах, разумеется. Будь я меньше привязан к своему городу и более легок на подъем — обязательно понизил бы широту своего местопребывания, чтобы избавиться от ежегодного белесого морока.)
