— А наших богов все забыли. Вот греческих или египетских — все знают! А к славянским никто больше не обращается, даже животные. Все давно мертвы, превратились в тлен и прах, и пепел… — Он воздел правую ладонь и неожиданно громко заорал: — Где вы, сильные, многоликие, бессмертные? На кого покинули нас мучаться на оставленной вами земле, аки кутят незрячих?..
Небо ответило грубым заспанным басом (от неожиданности я примяла пятой точкой мостовую):
— Я вам ща устрою бессмертие, а потом догоню и еще слепых кутят покажу! Совсем ополоумели — в пять утра под окном орать!..
— Пойдем отсюда, Наташа! — Гаврик поднял меня на ноги, сам при этом едва удержав равновесие. — Небеса не благоволят нам сегодня. Я тебе говорил, кстати, что твое имя тебе не подходит? Ты слишком необычная для такого стандартного набора звуков. Я буду звать тебя Натали! — Я непроизвольно дернулась: пахнуло Конторой и всем с ней связанным. — Тебе не нравится? Ты права: банально. Ну, тогда ты будешь… — 'Только не Тэш! — промелькнуло у меня в голове. — Иначе я точно свихнусь от обилия совпадений!' — Ты будешь Натуссь! С двумя 'сы'.
Гаврик подпрыгнул и хлопнул в ладоши, совсем как ребенок, получивший вожделенный подарок. Я не слишком привечаю инфантильных мужчин, но в нем было что-то подкупающе искреннее. (А может, мне это просто привиделось с пьяных глаз.)
Проходя по улице Правды — это у нас что-то вроде Рублевки местного разлива — он показал на фешенебельную новенькую семиэтажку:
— А вот здесь — мои скромные пенаты! Засим позвольте откланяться!
На прощанье мы обменялись телефонами, и он клятвенно обещал позвонить.
Когда Гаврик, пошатываясь, побрел к пенатам, я крикнула:
— Эй, у тебя случайно нет братьев?
Он обернулся. Но ответил не сразу.
— Был. Близнец. Он погиб, когда мы были еще детьми. Но это долгая и грустная история, и я поведаю ее как-нибудь в другой раз.
— А как его звали?
— Кого? — Все-таки он туго соображал, ослабленный и алкоголем, и травкой.
— Твоего брата-близнеца.
— А-а. Миша. Мы были, по замыслу предков, как два архангела: Гавриил и Михаил.
Я даже не обиделась, что он не соизволил меня проводить — настолько все это было странно и необъяснимо. Михаил — Микаэль — Мик…
Когда я пришла домой, он сидел на подоконнике и курил. Как обычно. Он не произнес ни слова, пока я раздевалась перед сном, попутно роняя все подворачивающиеся под ноги предметы и падая сама. Он даже лица ко мне не повернул. А я думала, засыпая, что, возможно, вовсе не кот, а Мик разговаривает сейчас с богами — позабытыми, древними и суровыми. Они беседуют с ним на равных. Дым от сигареты антенной улавливает их голоса — поэтому он всегда курит. Солнце просвечивает сквозь пряди его волос, торчащие над ухом, и само ухо окрашивает в изумительный розовый. Я удерживаю это ухо в голове, пока сон не накрывает меня.
