Не то чтобы я был очень тронут их поступком — ни на какие благородные чувства уже был не способен, но что-то во мне завибрировало. Ведь они пошли на это исключительно по дружбе, из-за моей персоны, которая, оказывается, им небезразлична. Поэтому я потратил какое-то время на уговоры: "Бросьте ребята, я прикололся. Не надо никаких сделок, бредите домой, а обо мне просто забудьте". Но они держались стойко, и в конце концов я согласился на все условия. В сущности, какая разница: прожить два года или двенадцать, главное — как можно меньше задействовать себя в колесиках и шестеренках мироздания.
В таком режиме мы продержались год. Затем стали встречаться через день, а потом как-то незаметно перешли к ежедневным встречам. Скоба, не оставлявший идеи стать психиатром, решил специализироваться на наркологии. Завел тетрадочку, где записывал каждый день свои ощущения. Тетрадки хватило года на полтора, как и вуза. Клоун бросил учиться раньше. Его, в основном, кормили бабы. Обаяние приувяло, но не иссякло совсем — скоро взглянешь и убедишься сама.
*** — Помню, я закончил рассказывать, слегка удивленный, что ты не задала ни одного уточняющего вопроса. Ведь женщины так любят это делать.
— Я же была с тобой. Не столько слушала, сколько видела и представляла. При этом где-то на дне сознания копошилась мысль, что только подлец может так поступить: подсадить на иглу двух близких друзей. Но она именно что копошилась — словно не моя, чужая и мелкая. Я не могла тебя осуждать — ни вслух, ни про себя.
— Да, я подлец, я поломал две жизни. Когда я предстану перед Высшим Судией, с меня спросят за это. Как и за многое другое.
— Не спросят. Твои грехи перекроют мои добрые дела — я постараюсь совершить их как можно больше. (Смеется.) Время еще есть. ***
— Вы до сих пор дружите?
То был первый вопрос, который ты задала после долгого молчания.
— Нет. Нас ничего не связывает — кроме соглашения, которое мы почему-то соблюдаем, как заведенные. Наркоманы не могут дружить.
— И никто из них не пытался слезть? Ведь о возможности этого говорилось в уговоре.
— Нет. Думаю, парни не раз проклинали меня про себя и последними словами поносили собственное мальчишеское благородство. Но никто не пытался переиграть, нет. Видимо, понимали, что невозможно.
— А может, просто откладывали, — предположила ты. — Думали: ну вот еще немного, недельку-другую, и я за себя возьмусь…
— Скобу пытались лечить родители, я уже говорил. Клоуну о том же капала на мозги сожительница. Впрочем, чужая душа — потемки. Стоит ли гадать?
