И тут кровь бросилась мне в лицо, потому что, хотя фамилия жертвы и не указывалась полностью, мне почему-то представилось, что о моем позоре непременно должны знать все: соседи, учителя в школе, родители моих школьных приятелей, а значит, и сами ребята. Не исключено, что так оно и было, просто мне никто по понятным причинам ничего не говорил, но за спиной, возможно, и перешептывались. А может быть, и нет. К моменту моего злополучного похода в библиотеку мне исполнилось четырнадцать лет, возраст, когда человек уже достаточно взрослый, чтобы все понимать, но еще не достаточно мудр, чтобы смотреть на вещи философски.
А в заключение я прочел — и это добило меня окончательно, — что насильников оправдали. Тело погибшего Доминика так и не нашли. Высказывались подозрения, что его зацементировали в фундамент строящегося супермаркета „Хелла“. А нет трупа — нет проблем. Тем более, что семилетний Джонни М. (то есть я!) на допросах сбивался с показаний, путался в событиях и фактах. Всех подозреваемых освободили прямо в зале суда за отсутствием состава преступления. Вот так. Там еще много всего было написано, но не буду вдаваться в подробности. Я и так уже рассказал достаточно. И не спрашивайте меня ни о чем, я ничего не помню. Я все забыл. Если бы не проклятое любопытство, заставившее меня рыться в газетах семилетней давности, моя жизнь, возможно, сложилась бы совсем иначе. И зачем я открыл этот ящик Пандоры?!
С того дня начались настоящие мучения. По ночам мне снились такие кошмары, какие и злейшему врагу не пожелаешь увидеть. Мне было стыдно смотреть людям в глаза, и я стал сторониться сверстников. Я сам себе казался чем-то нечистым, изгоем, одно прикосновение к которому оскверняет… не только из-за того, что со мной случилось в детстве, но еще и из-за этих снов.
Я и раньше был трудным подростком, учился плохо. Моей матери и новому отчиму (старого я так и не видел больше со дня его ареста) здорово доставалось из-за меня. А тут — как с цепи сорвался. Перестал разговаривать с матерью. Потому что был уверен, как уверен теперь: она все знала. Стал убегать из дома. А через год — убежал насовсем. Просто взял свое свидетельство о рождении и двести евро из тумбочки отчима и, сев в проходящую электричку, уехал куда глаза глядят. Не думаю, что меня искали, я ведь уже был почти взрослый и имел полное право пуститься в самостоятельное плавание. С глаз долой — из сердца вон, или как там по-русски говорится, скатертью дорожка, Джонни! Здесь, в Блисвайлере, я осел и начал заниматься проституцией, ведь надо же было как-то жить, а на что еще я годился?
