Как я была маленькая | страница 36

Наконец рояль втащили в столовую, дворник сказал: «Играйте на здоровье!» Ему и грузчикам заплатили, и они ушли.

Рояль был коричневый, уже потускневший. Правая педаль гудела, а левая не нажималась совсем. Пожелтевшие клавиши звучали нестройно.

— Рояль расстроен, — сказала мама. — Придёт настройщик, господин Птачек, и всё приведёт в порядок.

— Знаешь что? — предложил на другой день Дима. — Пока рояль не настроен, а дома никого нет, давай поиграем в четыре руки.

— Давай! — с радостью согласилась я.

Мы уселись перед роялем рядышком, на двух стульях. И вот бы кто послушал, какая началась музыка!

Мы тыкали пальцами в клавиши, ударяли по ним всей пятернёй, били по ним кулаками!

Но нам и этого показалось мало. Мы с Димой стащили с себя по башмаку и с громким хохотом стали колотить ими по всем клавишам сразу.

Старый рояль стонал всеми своими струнами, будто плакал, но нам и горя было мало.

Громче, ещё громче! Не зевай!

Мы подняли такой шум, что ничего другого не слышали. Когда же, утомясь «игрой», красные, растрёпанные, мы обернулась, то увидели, что за нами стоит мама, а рядом с ней пожилой человек с продолговатым ящичком в руках: господин Птачек, настройщик.

— Продолжайте, продолжайте, — сказала мама. — Отчего же вы перестали?

Опустив головы, мы тихонько сползли со стульев и встали перед мамой, каждый из нас на одной ноге, поджимая под себя вторую, разутую, и пряча за спину снятый башмак.

— О, фу! — сказал господин Птачек, качая головой. — Как так можно? Старинной работы. Большие пианисты на нём играли. А тут… Фу! — И господин Птачек замшевой тряпочкой бережно протёр старенькие клавиши.

Он отомкнул свой чёрный ящичек и достал инструменты. Потом приподнял крышку рояля, где, словно арфа на боку, лежали струны, по которым ударяли маленькие суконные молоточки.

Мама ушла к себе. На нас господин Птачек не обращал никакого внимания. А мы, пристыжённые, молчаливые, побрели в детскую и, сидя там, стали слушать, как настраивали рояль.

Господин Птачек ударял то тут, то там по клавишам, слушал звук, что-то делал со струнами и ударял снова.

При этом он негромко разговаривал с каждой нотой в отдельности:

— До-до-до, так-так. А теперь фа. Я плохо слышу тебя, моё маленькое фа. Ре-ре-ре. Э, как ты фальшивишь! Ты опустилась, бедная нота. Мы тебя сейчас подтянем. А сейчас испытаем самое верхнее ля. Что за светлый голосок! Умница, умница. Теперь до-ре-ми-фа… туда и обратно, туда и обратно.

Господин Птачек беседовал с нотами до тех пор, пока они не зазвучали так, как он этого требовал.