— Хоронили заживо? — спросила я, ежась от ужаса.
Интересно, Хранители сделают со мной то же самое, если узнают о наших встречах с Шеем? Я, конечно, догадывалась, что последствия обязательно будут, если кто-то, кроме Рена, дотронется до меня, но никогда не думала о том, насколько суровыми они окажутся.
— А того, кому «посчастливилось» совратить с пути истинного священную девственницу, предавали публичной казни, — закончил он.
Я внезапно почувствовала себя опустошенной. Меня пугало наказание, но то, что могло случиться с Шеем, пугало несравнимо больше.
— Мне кажется, стоит извлекать уроки из истории, — сказала я тихо, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Мы живем не в Древнем Риме, — отрезал Шей.
— А теперь, коль скоро мы закрыли этот вопрос, — продолжила я, не обращая внимания на сердитое выражение, с которым он смотрел на меня, — давай вернемся к тому, что для нас сейчас важнее всего.
Он внимательно смотрел на меня.
— Ну, пожалуйста, — добавила я тихо.
— Хорошо, — согласился он, открывая ноутбук. — Если принять на веру теорию о том, что я и есть этот самый отпрыск, что это нам дает?
Спасибо тебе, Шей.
— Мне кажется, было бы важно знать, чей ты потомок, — ответила я после непродолжительного размышления.
Он кивнул и пожал плечами.
— Я не слышал ни о каких славных предках.
— Ты не помнишь родителей?
— Нет. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было два года. Я совсем их не помню, даже как они выглядели.
Он переложил книгу на колени и обвел пальцем очертания креста, изображенного на рисунке.
— У меня нет даже фотографий. Дядя Боско всегда говорил, что прошлое должно оставаться в прошлом.
Я нахмурилась.
— У тебя нет ничего, связанного с родителями? Ни одной вещи, которая могла бы тебе напоминать о них?
— Есть только одеяло, которое связала для меня мама, — сказал он, застенчиво улыбнувшись. — Когда я был поменьше, всюду возил его с собой.
Я подергала пальцами за край рубашки, чтобы скрыть улыбку.
— А как их звали?
— Тристан и Сара Доран.
Я вздрогнула так сильно, что чуть не упала со стула. О, боже, те же имена. Нет, только не это.
Голова мальчика взметнулась.
— Что такое?
— Тристан и Сара? — переспросила я, чувствуя, как в животе поднимается волна ужаса.
— Да, Калла, а что такое? — спросил он. — Опять плохие новости?
— Я точно не знаю, что это значит. Пожалуйста, имей это в виду. В тот вечер, когда на нас напали на улице возле «Эдема»…
Я умолкла на полуслове, потому что вспомнила выражение лица пленного. Оно буквально всплыло в памяти и встало перед глазами, огромное, страшное.
