Я потрогала кулончик на шее. Выбрасывать? Такую редкость и древность?..
— Я буду следить, чтобы он не попал никому в руки.
— Дело твоё. Независимо от того, избавишься ты от него или оставишь, вот тебе ещё один дар. Совсем другой, — он выделил интонацией слово 'другой'. — Талисман.
Он снял с запястья янтарные четки и протянул мне. Янтарины были крупные, красноватые, теплые от его руки.
— Спасибо…
Я вглядывалась в уже виденные один раз черты. Та же породистость, тонкость, но кожа не белая, а смугло-розовая, а главное — сияющие глаза и ощущение птичьей легкости в каждом жесте. Чем дольше я смотрела, тем жарче становилась поднимавшаяся изнутри волна нежности. Она затопила меня полностью — от старых кроссовок до лохматой макушки. Никогда и ни к кому в своей жизни не испытывала я такого.
На левом виске под кожей билась жилка. На несколько секунд я целиком сосредоточилась на её пульсации. Подчиняясь чему-то более древнему, чем разум, потянулась дотронуться до нее, ощутить токи его жизни.
— Можно?..
— Не стоит, — он мягко отстранился, не позволив моей руке прикоснуться к его лицу. — Для этого ты ещё слишком живая.
Он отвел от меня глаза, и я опять осталась одна в тесноте и пустоте собственного бытия. И тут я вспомнила сон.
— Послушай, я должна сказать тебе… — Слезы опять тут как тут, и никак с ними не справиться. — Мне приснилось сегодня, что ничего этого больше нет, — я повела рукой вокруг, — ни людей, ни домов. Все поглотила вода.
Он легко улыбнулся.
— Забей — как говорят в вашей тусовке.
— Ты не понял — я словно попала в будущее. Недалекое будущее, ведь глобальное потепление…
— Забей! — повторил он. И поднялся на ноги, изящно крутанув тросточкой с нефритовым набалдашником. — Не грузись, девочка. Вытри глаза. Лучше пойдем прогуляемся! Позволь мне сегодня побыть твоим кавалером. Я хочу, чтобы ты рассказала мне обо всех знакомых, что попадутся нам по пути. Я сделаю так, что тебя никто не сможет увидеть.
— А обо мне, выходит, ты ничего не хочешь узнать? — Если б мне не было так хорошо — его 'забей' волшебным образом сняло с души камень, — я обязательно скорчила бы обиженную гримасу.
— А разве есть что-то, о чем бы ты не кричала по ночам в мое небо? Не шептала, гладя обшарпанные стены моих старых домов? Не выплакивала, полируя рваными варежками гранитные ступни моих эрмитажных атлантов?..
От его улыбки мне стало жарко, голова наполнилась чарующей легкостью.
— Ты прав: пожалуй, ты тот, кто знает обо мне всё. Только ты и ещё, может быть, Спутник. Ну, пойдем!
