...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше | страница 38
Надо мной склонился мужик — где-то в районе кризиса среднего возраста и явно уголовной наружности: руки до плеч синие от татуировок, лицо в шрамах, пустые (в смысле, без глубины), напряженно-мутные глаза.
— Солнце, послушай…
Ну, вот мы уже и на 'ты', а я и слова не успела сказать…
Незнакомец неожиданно схватил меня за руку и прижал ее к груди. Я дернулась в инстинктивном отвращении.
— Подожди! Просто послушай, как стучит…
Видимо, речь шла о сердце. Я покорно сосредоточилась на ощущениях под правой ладонью.
Даже будучи полным профаном в медицине, я поняла: что-то тут сильно не в порядке. Сердце то колотилось, яростно сотрясая грудную клетку, то замирало или трепыхалось еле-еле. Кажется, по-научному это называется аритмией. Я не на шутку обеспокоилась: вдруг он умрет прямо тут, и что мне с трупом делать? Каюсь, мысли о его самочувствии плелись где-то в конце списка — я больше думала о собственном спокойствии.
— Эй, что с тобой? Может, 'скорую' вызвать, а?..
— Не надо, это пройдет. Последствия контузии. Только посиди со мной немного, ладно?
— Не вопрос. Конечно, посижу.
— Тогда давай отойдем от толпы. А то тут шумно очень.
Мы прошли в другой конец подземки. Он прислонился спиной к стене и грузно сполз на пол. И тут меня охватила паника: до этого мне ни разу не приходилось наблюдать, как радужка глаза полностью закатывается под верхнее веко, а на виду остается один белок. Это смахивало на фильм ужасов. К тому же он тяжело и неровно дышал.
— Эй, але, не вздумай помирать тут, слышишь?!..
— Ничего, сейчас всё пройдет.
Он вновь схватил мою руку и сжал ее в своей вспотевшей лапище.
Прошло несколько минут. Вроде бы ему полегчало: радужки вернулись на место, дыхание выровнялось.
— Солнце, можно тебя попросить? Домой хочу пойти, но боюсь, что один не дотащусь. Проводишь? Тут недалеко.
— Хорошо, — я покорно вздохнула. — Погоди только минутку — ребятам скажу, что ненадолго отойду.
Отловив в толпе Нетти, предупредив, что ухожу на полчасика, и велев обязательно меня дождаться, я вернулась к нему. По дороге я осознала, что меня так напрягало — опыт общения с уголовниками у меня достаточно обширный, а тут — вплоть до отвращения: от него сильно пахло йодом. Этот запах у меня четко ассоциируется с болезнью, смертью и разложением.
Еще раз вздохнув, я мужественно взвалила его руку себе на плечо и, мерно шатаясь, побрела провожать до дому. В одном из проходных двориков он попросил отдохнуть минутку, и я с готовностью согласилась, измотанная не меньше — если не больше, него. Мы приземлились на шаткую скамеечку.