отягощенный
горестями и
унынием — путь. И все же не только
страдания, но и
наслаждения ведал он на своем пути.
Выпадала пора, когда поэт «упивался» гармонией — предавался вдохновенному творческому труду, «обливался» слезами умиления и восторга как над своими собственными художественными «вымыслами», так и над «созданьями искусств и вдохновенья» («Из Пиндемонти», 1836) — творениями других великих мастеров мировой художественной культуры. Исполнилась и еще одна заветная надежда поэта. Его печальный закат был озаренулыбкой любви - большого личного счастья, к которому он так давно и так настойчиво стремился.
Исходя из своих архивных разысканий, учитывая многочисленные новые материалы, найденные другими исследователями-пушкинистами после Щеголева, обильно черпая из такого драгоценного источника, как письма самого Пушкина, авторы настоящей книги сумели убедительно показать, что вносила это большое счастье в личную жизнь поэта именно его жена.
Но только этим защита ее не может ограничиться. В одном из стихотворений Пушкина начала 20-х годов встречается парадоксальное, на первый взгляд, а по существу глубоко диалектичное, словосочетание: «погибельное счастье». И, несмотря на все, только что сказанное, погибельным оказалось счастье и самого поэта: озаренный прощальной улыбкой любви, закат последних месяцев его жизни окрасился в кроваво-красные цвета.
Чем же это объясняется? Кто же повинен в том, что произошло и привело к трагической гибели поэта? Эти и подобные вопросы, естественно, стали глубоко волновать умы его современников; продолжают они волновать нас и сейчас.
От первых откликов на смерть поэта и до совсем недавно появившейся в печати статьи Ахматовой вина во всем этом, как правило, возлагалась на жену поэта. Авторы книги и здесь уверенно идут против течения. Продолжая в духе пропагандируемых ими новых представлений о личности Натальи Николаевны и семейном быте супругов — защиту тени, они решительно снимают с нее какую-либо вину. В этом есть своя логика. Но диалектика жизни зачастую бывает гораздо сложнее прямолинейно-логических построений. Это относится и к данному случаю. Утверждение о невиновности жены поэта не только совпадает с его предсмертным заветом, но в основном, как и далее постараюсь показать (и это, понятно, самое существенное), гораздо ближе к исторической правде, чем версии обвинителей. Но подымать всю сложнейшую и запутаннейшую тему о дуэли и смерти поэта, требующую особого исследования, они не ставили своей задачей. Поэтому, в отличие почти от всего остального
