Рианнон сжала зубы и плотно зажмурилась. Рука Роланда, прокалывающая иголкой ее кожу, дрожала. Он завязал еще один тугой узел и обрезал нитку маленькими ножничками, а затем начал все сначала.
Роланд ловко снял с нее испорченную блузку и юбку, оставив в одной комбинации кремового цвета, покрытой пятнами крови. Рианнон лежала на спине на его кровати. В действительности он никогда не спал в этой постели, а держал ее в комнате только для виду. Прежде чем уложить Рианнон и преступить к неприятной процедуре, он застелил кровать свежей льняной простыней и накрыл мягким одеялом.
Роланд, чье лицо было мрачнее тучи, присел на краешек постели. Джейми стоял с другой стороны. Когда был наложен первый шов, вызвавший стон Рианнон, мальчик подался вперед и сжал ее руку. Она стискивала его ладонь все сильнее с каждым новым проколом иглой, но затем напомнила себе, что может переломать ребенку кости.
— Это моя вина, — твердил Джейми, — не следовало мне настаивать на участии в матче.
Рианнон отрицательно покачала головой:
— Именно я настояла на том, чтобы пойти, и ничуть не сожалею об этом. — Она прикусила зубами нижнюю губу, когда игла снова проколола ее кожу. Но лбу у нее выступили капельки холодного пота. — Ты играл потрясающе, Джейми. Я получила истинное наслаждение.
— Но тебя могли убить.
— Когда поблизости Роланд, можно не бояться опасности. — Почувствовав очередной укол, она резко вскрикнула. — Защищать слабых женщин — привычное для него занятие.
— Тебя вряд ли можно назвать слабой, Рианнон, — возразил Роланд. Губы его были плотно сжаты, пока он продолжал накладывать швы.
— Он был рыцарем. Слышал об этом? — Она должна была сказать что-то такое, что отвлекло бы Джейми от всепоглощающей ярости, которая — она ощущала это — затопила все его существо. Также ей нужно было отвлечься от собственных страданий. Как же несправедливо быть такой сильной и одновременно такой слабой! Рианнон изо всех сил пыталась скрывать свою агонию, но ей это не удавалось: лицо Роланда становилось все бледнее, а в глазах Джеймисона поблескивала ненависть.
Но, казалось, ее уловка по отвлечению внимания мальчика сработала, по крайней мере в его взгляде отразился интерес. Он больше не походил на преследуемого юношу, а был просто любознательным ребенком.
— Рыцарем? С мечом и в сияющих доспехах?
— Да. Король Людовик VII посвятил его в рыцари за героизм. Но Роланд никогда не рассказывал мне эту историю. — Она зажмурилась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы — иголка снова проткнула ее кожу. Она и сама была бы не прочь послушать, это помогло бы ей отвлечься от боли. К тому же она чувствовала, что Роланду необходимо выговориться.
