– Офигеть, – сказала Кира, без сил падая на лавку рядом с подругой. – Кто говорил, что немцы скучные и жадные? Я сейчас тресну! И знаешь, я сто лет так не танцевала: в хороводе, да потом эту… что это было-то? Типа кадрили.
– Национальные танцы. Машка говорит, они на этом помешаны. И, будешь смеяться, немцами себя не считают. Мы, говорят, не немцы, а баварцы. О, смотри, опять зовут танцевать. Идем?
– А что делать-то? Идем. Ты Дуську не видела?
– Видела. Один из этих белобрысых парней – двоюродных братьев моего зятя – повлек ее куда-то за дом.
– Думаешь, на сеновал?
– Да хоть бы и на сеновал, – фыркнула Рина. – Я бы сейчас не отказалась куда-нибудь лечь, даже на стожок. По крайней мере, отдохнет немножко.
На этом разговоры кончились, потому что их уже тянули в круг для очередного танца, и негоже было ударить в грязь лицом, и Кира с Риной отплясывали не хуже местных баварцев.
По российским меркам разошлись рано – в десять вечера. А потом Рина проснулась и, сонно хлопая глазами, села на постели. Спала она под самой настоящей периной и теперь была вся мокрая. Кира, которую уложили в этой же комнате на надувной матрас, стояла у окна.
– Ты чего?
– Обалдеть, они все пошли на работу.
Рина вылезла из кровати и тоже выглянула на улицу. Негромко урча моторами, разъезжались машины гостей, которые оставались ночевать. А хозяева уже сновали в коровнике, и бидоны с молоком грузились на машины, и кто-то кормил птицу, и удалялся в сторону поля трактор.
– Погода так себе, – поежилась Рина.
– Погода еще неизвестно какая будет. Просто сейчас пять утра.
– Да ты что? Кошмар какой…
– Вот он, здоровый сельский труд, – пробормотала Кира, решительно натягивая спортивный костюм.
– Ты куда? – испуганно спросила Рина.
– Да уж не коров доить! Даже если бы хотела – не умею. Пойду побегаю. Все равно не засну больше.
Рина, пожав плечами, забралась обратно в кровать и с чистой совестью доспала до половины девятого.
Потом они с подружками поехали по магазинам, а через два дня улетели в Москву, распрощавшись с Машкой, которая собиралась через неделю в свадебное путешествие в Италию, а потому маминому отъезду была только рада.
Теперь Рина жила одна, скучая без Машки, но та была так очевидно счастлива со своим Гельмутом, что Рина не позволяла себе показывать дочери, до чего ей порой бывает одиноко. Впрочем, одиночество быстро приобрело оттенок свободы, Рина привыкла к этому и ценила свой тихий и уютный дом, где все было для нее и так, как хотелось ей.
