Быть единственной | страница 69
Выскочив на веранду, она с огорчением увидела, что Володя уже за калиткой разговаривает с Вадиком, который очень некстати пришел с работы. Не зная, стоит ли сказать что-нибудь старшему на прощание – а вдруг осудит младший? – Маша замерла на крылечке. Ее шатало, и она ухватилась за резной столбик, подпиравший крышу веранды.
Старший, даже не оглянувшись на родной дом, быстро пошел прочь. Вадик постоял, провожая его взглядом, а потом медленно, даже как-то неохотно, нога за ногу, побрел по дорожке к дому. Он что-то буркнул, проходя мимо матери, и ушел к себе.
Вышел младший к ужину только через час, когда было почти совсем темно.
– Ну и что тебе Володька сказал? – выдавила из себя наконец Маша, наблюдая, как Вадик ковыряется в тарелке.
– Ничего, – не поднимая головы, ответил сын.
– Нет, ну что он тебе сказал? – стараясь не нервничать и не сорваться на крик, продолжила Маша.
– Что уходит жить к Зое.
– И как же это так – до свадьбы-то?! – ехидно передернула Маша плечами.
– Так же, – огрызнулся Вадик. – Не надо, а, мам? Я сам все это проходил, знаю.
«Ведь не забыл он ту очкастую, не забыл! И что ж это мои ребята к девкам так присыхают? – вдруг обиделась незнамо на что Маша. – Вона меня-то их папочка легко бросил, ни разу за столько лет не вспомнил!»
– А эту… – Маша побрезговала даже имя произнести, – ты ее знаешь?
– Знаю, – неохотно ответил Вадик.
– Страшная?
– Ох, ну мам! Ну почему «страшная»? – вдруг взорвался Вадик. – Почему она должна быть «страшная»?! – Глаза у Вадика горели настоящим бешенством.
«Ох, не то я сказала!»
Боясь поссориться и с младшим сыном, Маша осеклась. Но что говорить, никак не могла придумать.
– Ну…
– Правильно, мам, на нас с Володькой хорошие девчонки не позарятся! Да? Только страхуилы и проститутки! Так?
– Вадичка, послушай, родной… Только мама вас по-настоящему любить будет, только мама, – жалостливо завела Маша, глядя сыну в глаза.
Вадик отвел взгляд и отвернулся. Как же Маше не нравилась эта его привычка сидеть руки на стол и пялиться в окошко. Будто высматривает, как бы из дому сбежать.
– Только мама вас по-настоящему любит, только мама.
– Ох, мам, от твоей любви что мне, что Володьке…
– Ну что, что?! Что вам не так?! – Маша наконец прослезилась, очень кстати.
– Повеситься хочется на профсоюзной веревке, вот что!
– А почему на профсоюзной? – удивилась Маша, и слезы у нее сразу высохли.
– Анекдот такой есть, – буркнул Вадик и вышел из кухни.
Больше в этот день Маша с ним не виделась и не говорила. Может, к лучшему. Успокоиться она так и не смогла, все тянуло куда-то бежать и с кем-нибудь, все равно с кем, хорошенько поругаться. А с сыном… Ох как не стоило! Теперь он у нее один. И она у него одна-единственная. Володька теперь отрезанный ломоть, прилепившийся к девке-сыкухе, предавший мать ради… ну, ради кого… понятно. Чужого ребенка воспитывать ему, видите ли, приспичило! Вот родит ему неведому зверушку от негра какого-нибудь, будет знать! Нашла дурака эта городская… Хотя если прикинуть… Деревенские тоже по этому делу мастачки были еще те!