Володя, поев, сказал «спасибо» и ушел к себе смотреть телевизор.
«Вот, может, так и привыкнет? – осторожно, боясь даже мыслью нарушить шаткое равновесие более или менее приличных отношений с сыном, подумала Маша. – Без девок, только со мной… Или даже… Вот! Девчонки сами будут от него бегать, когда узнают, что мать у него бедовая!»
От этой невесть откуда взявшейся благой мысли Маше стало совсем хорошо. Надо вот и держать себя так – с сыновьями доброй, а с посторонними не церемониться – пусть знают, какая она! Слава впереди человека бежит!
Потом, когда Маша укладывалась спать, она вспомнила, что не выбросила с омерзением, как хотела, рецепт, что дал ей седовласый, – и где он, вдруг на глаза сыну попадется? Но разыскивать его по карманам и сумкам было поздно, и Маша отложила это дело на утро.
За завтраком она особенно остро чувствовала, что младшенького нет дома, – по вечерам они часто ужинали порознь, могли разминуться, а вот утром… Как было хорошо, когда они, такие молодые, красивые, крупные, сидели напротив друг друга и ели, говорили, шутили, смеялись… А Маша, любуясь, то подкладывала им на тарелки, то наливала чаю. А теперь место Вадика, ближе к окну на веранду, было пусто, и даже то, что посуды для мытья стало теперь меньше, больно ранило Машу.
Володя уехал к электричке на Москву, а Маша, оставшись одна, стала думать, как ей поступить: поехать сейчас на завод, поговорить с Вадиком, упросить вернуться… или выждать еще пару дней, когда подзабудется эпизод с пирожковой атакой?
За окном было сумрачно, на землю тяжело, как камешки, падали даже не снежинки, а мокрые комочки снега.
«И на этот раз не ляжет», – огорчилась Маша, ощущая гнусную, неотвязную ломоту в коленках – предвестницу долгой сырой непогоды.
Совсем как тогда, когда она не смогла поехать в Хохляндию отвоевывать мужа. Но тогда мешали камнем висевшие на ней дети и родители, а сейчас это были недомогание и возраст, когда пятнадцать минут ковыляния до остановки автобуса становилось проблемой.
«Но все равно, все равно – к Новому году я его верну, верну!» – думала Маша, хлопоча по хозяйству.
Как она будет это делать, Маша не знала, но представить, что будет как-то иначе, не могла.
Уж так заведено мужской природой, что где мужика хорошо кормят и чисто обстирывают, где ему не напоминают, что он должен зарабатывать деньги, а не пялиться в телевизор – там ему и дом. Действительно – уговорила-таки Маша младшенького вернуться. Жаловалась и жаловалась, уловив на заводе, что стара она и больна, не долго ей осталось… Соскучился он и по домашней стряпне, надоело ему в очередь стирать носки под холодным краном бытовки заводского общежития. К тому времени и Настька совсем исчезла с Вадикового горизонта, а новых зазноб, равных министерской дочке, на их предприятии, естественно, не нашлось.
