* * *
Новый коллектив принял Марину настороженно. Наверное, потому, что не со стороны пришла, а по волевому решению начальника, Петра Алексеевича Незнамова. Кто его знает, откуда он ее привел? Может, она ему родственницей приходится? Или вообще любовницей? Приглядится и начнет устанавливать свои порядки. Слишком уж подозрительно начальник перед ней козликом прыгает. Даже к себе в кабинет не вызывает – сам с бумагами к ней бежит. И заместитель его туда же – распустил перед ней крылья, галстуки меняет каждый день.
Заместитель Петра Алексеевича по имени Валерий Ильич показался Марине достаточно противным. Заслуженного пенсионного возраста дядька, но молодящийся. Про таких говорят – павиан. Пиджаки носил модные, рубашки яркие, штиблеты начищенные. Но лысину и масленые похотливые голубенькие глазки в старческой сетке морщин никакой модной одежкой не прикроешь. И манерным обхождением тоже. А еще говорят, что стареющие, но молодящиеся женщины смешны… Да ничего подобного! Женщины – они как-то сами по себе молодятся, без лишних телодвижений. С комплиментами дурацкими не пристают, ручек не целуют, в дверях подчеркнуто галантно не расшаркиваются. Поначалу Марина старалась просто не замечать павианских на свой счет поползновений Валерия Ильича, но потом и сама не заметила, как начала раздражаться. Противно же! Зайдет к ней в кабинет с утра, улыбнется медово-сахарно и тут же за руку – хвать! – позвольте, мол, приложиться с почтеньицем. И главное, долго так прилагается, мнет руку в мягких и чуть влажных ладонях – фу… А ей в это время что остается делать? Лысинку его розовую сверху обозревать?
Работы для нее на фирме оказалось – непочатый край. И это было хорошо, потому что, когда работы много, ни о чем другом уже не думаешь. То есть о том, что в твоей жизни произошло. Приходишь домой усталая, голодная, на весь белый свет злая. Да еще звонки эти… Почему-то такого рода новости разносятся среди знакомых с бешеной скоростью, и каждый норовит свое дружеское участие выказать. И обозвать Олега обидными словами – и сволочь он, и гад неблагодарный, и тряпка, и маменькин сынок, и бог знает кто. А еще звонящие почему-то начинают свои версии его ухода выдвигать и упражняться в психологических пассах, будто ей от этого легче станет. Будто она и сама не знает о том, что все двадцать лет брака его опекала, как ребенка малого. Любила, потому и опекала! Бить его надо было, что ли? Ну да, он маменькин сынок, но какой уж достался, простите. А вскоре она решила трубку вообще не брать. Зачем? Чтобы проплакать потом полночи в подушку?
