– Не стоит отвлекаться от беседы, – отказалась я. – Тем более что, кроме вас, его некому подать. Не будем терять время.
– Ну, как знаете. А я вот, признаться, люблю коньячок, – приторно улыбнувшись, начал он пространные разглагольствования. – Хотя сейчас так редко встречается настоящий. Один суррогат! Вот, помнится, был я в Испании…
– Лев Сергеевич, так что насчет Боброва? – перебила я его.
– Ах да! – Нотариус легонько стукнул себя по лбу и рассмеялся. – Совсем я стал старый, болтать люблю… Мне дома, в сущности, и поговорить-то не с кем. Я, знаете, даже попугая завел. Не поверите, по вечерам с ним разговариваю. М-да.
– Меня интересует Бобров! – требовательно повторила я.
Ногатенко вздохнул и погладил свою лысеющую голову.
– Бобров позвал меня на встречу, чтобы обсудить наследственные дела, – наконец произнес он хоть что-то по делу.
– Так, отлично, а поподробнее? – попросила я.
– Он спрашивал совета, как разумнее разделить наследство между ближайшими родственниками.
– И что же вы ему посоветовали? – прищурившись, посмотрела я Ногатенко в лицо.
Тот закатил глаза и медленно произнес:
– Так как были некоторые нюансы, я вынужден был дать совет в соответствии с ними.
– Какие нюансы? Какой совет? – чуть не рявкнула я. – Меня волнуют подробности, я вам уже сказала!
– Бобров хотел отделить часть своего состояния сыну, – не глядя на меня, сказал Ногатенко. – А нюансы состоят в том, что умирать Всеволод Евгеньевич в ближайшее время не собирается, а хочет продолжать здравствовать, чего мы все ему от души желаем, а Михаилу он хотел отделить долю именно сейчас. Дело в том, что Миша вырос несколько инфантильным молодым человеком, но, знаете, это сейчас такое распространенное явление среди молодежи, просто настоящий бич. Есть даже такое понятие – «дети-бумеранги», может быть, слышали?
Так как я молчала, Лев Сергеевич вынужден был продолжить:
– Так вот, Миша не очень оправдал надежды Всеволода Евгеньевича, который является человеком деловым и которого я безмерно уважаю и как бизнесмена, и как общественного деятеля, и даже как отца своих детей. Но тут, увы, матушка Михаила внесла свою горькую лепту, да простит она меня, что упоминаю об этом за глаза, но…
– Лев Сергеевич! – не выдержала я. – Я вообще-то не ваш попугай, если вы забыли. Вы можете говорить короче и по существу?
– Увы, нет, милая барышня Евгения Максимовна! – развел руками Ногатенко. – Так уж я устроен. Такими же были и мой отец, и мой дед, мир их праху!
