Книга Джо | страница 77



В число отрицательных персонажей книги попал баскетбольный тренер Томас Дуган. «Мне не важно, что он понаписал обо мне, — отметил в свое время тренер, — но то, как уничижительно он говорит о нашей любимой команде, об ее истории, которая так много значила для стольких уважаемых людей, совершенно непростительно. Он оскорбил каждого парня, игравшего за „Кугуаров“, и всех, кто болел за команду».

«Этот тип нажил себе состояние на том, что оболгал честных граждан», — сказал помощник шерифа Дэйв Мьюзер, одноклассник Гофмана, который считает, что лично пострадал из-за своего негативного образа в этом романе. «То, что он позволяет себе как ни в чем не бывало появляться в Буш-Фолс, — пощечина всем нам. Пусть узнает, что ему тут не рады».

Возмущена и Элис Липман, глава женского читательского клуба, заседания которого проходят раз в месяц в магазине «Карманный формат». «Когда роман только вышел, мы в клубе выбрали его для группового чтения, и все наши женщины были оскорблены до глубины души. Надеюсь, я встречу господина Гофмана и смогу высказать ему лично, какой он ужасный, беспринципный человек».

У отца Гофмана, местного бизнесмена Артура Гофмана, в прошлый понедельник случился инсульт во время игры на матче в ветеранской лиге «Кугуаров». Хотя свидетели утверждают, что отец с сыном не были близки, но предположительно именно нынешнее состояние отца является причиной возвращения Гофмана в Буш-Фолс.

Подписи у статьи нет — интересно, не написала ли ее Карли? Даже если и нет, как главный редактор она, безусловно, ее видела, прежде чем отдать в печать. Я внимательно изучаю статью в поисках малейшего намека на то, как она ко мне относится, но ничего не обнаруживаю. Выбросив газету, я впервые с тех пор, как приехал, позволяю себе открыто подумать о Карли, чего я до нынешнего момента тщательно старался избегать. Мне требуются определенные усилия, чтобы вспомнить лица женщин, с которыми я встречался несколько недель назад, но лицо Карли я вызываю в своей памяти без всякого усилия.

И теперь, на кухне у отца, я без труда вспоминаю вкус ее поцелуев, выражение ее лица, когда я неловко пытался расстегнуть ее блузку в первый раз, это пьянящее сочетание острого желания и безотчетного веселья. Я сказал ей, что люблю ее, и грудь моя трепетала от того, насколько это было искренне, а она подарила мне долгий поцелуй, повторив те же слова. Мы продержались восемь месяцев, крошечный отрезок на временной шкале, но когда вам восемнадцать и время еще не понеслось таким завихренным, стремительным потоком, каким вот-вот станет, восемь месяцев — это целая жизнь.