А ведь это он, Старик заставил меня учиться, а то так бы и осталась тем, кем была и бегала бы на раздаче за пять тысяч в год… Хотя, деньги здесь ни при чём, просто он показал жизнь так, что стало ясно, что до сих пор я по изнанке бегала. А она не серая, а яркая и цветная. Вместо сплошных грязных пакетов и щипков за задницу, открылись какие-то необъятные просторы. Как из болота в горы! А там — бесконечность. А когда видишь такую необъятность, сразу хочется по ней не просто идти, а — лететь!
Айра
Старщая разрешила отнести завтрак в пультовую, классно, всё лучше, чем в этой столовке торчать, и Гесс, может быть, там сейчас, надоела эта тишина и темнота, все летают такие озабоченные, деловые, аж противно, никого ничего не спроси, сразу шипят "Слушай новости!", "Большая уже!", или ответят одним словом — "Тормозят…", да так многозначительно, как будто это что-то объясняет.
Станция сейчас как будто голая, все картинки выключены, одни железки торчат, раньше меня от этих картинок тошнило, развесят всюду "берёзки зелёные" или "ромашки на лугу".. у-сю-сю! это у них ностальгия такая, тоска по Родине, а для меня станция — мой дом, я и не верю в эти берёзки, небось там, на Земле, тоже кругом одни железки, а они насочиняли все эти цветочки — бабочки!
Это как сказки про любовь. Ах, романтика, ах, чуйства, ах, принц на коне! А Гесс как начнёт лизаться, фу, морда прыщавая! И пахнет чем-то вечно, на всей станции и не найти такого запаха, откуда он его берёт?
Но когда кругом одни железки, это тоже не сахар в сиропе.
Ух ты! Шлюз закрыт! Всегда же открыт был…
— Да я это, Айра, несу вам завтрак!
Так и хочется добавить"..и горшочек масла..", да ну их, они сейчас юмора не понимают. Интересно, что это значит — "горшочек масла"? Ой, как тут всё необычно, сплошные мониторы висят, а дядьки все с четырьмя нашивками, в темноте и лиц не видно почти. Молча взяли пакеты, молча грызут, жуют, посасывают.
— Ой, а можно я тут посижу тихонечко?
Молчат, значит можно. Вон, видно, в полэкрана сверкает чужая станция, или космолёт, да, какая разница, как называть, вся вытянутая, круглая как громадный шприц, эх и всадят они нам из него стимуляторов! а в три стороны торчат крылья, как у дракона в сказке, а из каждого крыла ещё один маленький шприц.
Красиво до чего. И где-то там внутри сидят принцы-красавцы, прилетевшие, чтобы нас убить. Цокотуху погубить…
— семь двадцать три, три тысячи четыреста…
Я вздрагиваю, потому что это явно не мне сказано, и хорошо, что молчу, потому что оказывается, я кого-то подслушиваю и уже другой голос нудно отвечает:
