– Не откажете в компании, мистер Сэвидж?
Я не любил узо, но отказаться от него было равносильно оскорблению греческого флага. Лукас был невзрачным мужчиной невысокого роста, одетым в выгоревшую униформу цвета хаки. На его узком, давно не бритом лице лежала печать устойчивой меланхолии. Ничто в нем не впечатляло, даже автоматический пистолет в черной кожаной кобуре, висевший у него на поясе.
Но на этом описание сержанта Лукаса не заканчивалось. Со слов Янни, Лукас во время немецкой оккупации был региональным руководителем тогдашней Е.О.К.А. на Крите, слыл жестоким человеком, который во время войны превзошел в зверствах фашистское гестапо.
Он добродушно улыбнулся. Этот тихий, маленький человек простой полицейский на острове, должно быть, загубил несметное количество человеческих жизней.
– Как дела, мистер Сэвидж? Похоже, неважно.
– Обо мне не стоит беспокоиться, – ответил я. – Я живучий.
– Рад это слышать.
Он осушил еще один стакан узо и поднялся, даже не одернув униформу.
– На обход?
Он кивнул.
– Возможно, я загляну попозже. Мы еще выпьем вместе, а?
– Не буду возражать, – ответил я.
Снова донесся взрыв хохота, на этот раз с дальнего конца барной стойки, и звук разбившегося стакана.
– К вашему приходу они здесь все спалят.
Он вежливо улыбнулся, как бы не понимая, о чем идет речь, а затем расплылся в широкой улыбке:
– Ну конечно вы шутите. Англичане всегда шутят. Я помню это еще с времен войны.
– Я ирландец, – уточнил я.
– Это одно и то же. Разве не так?
Он попрощался и, к счастью, скрылся в дверях. Это уже слишком, возмутился я. В другом месте только за одну эту фразу ему оторвали бы и руки и ноги.
Я налил себе еще узо. Удивительно, но его вкус показался мне лучше. Тут появился Папас и позвал меня в конец зала.
* * *
Янни Китрос встретил меня у дверей своего кабинета. Он обнял меня, как брата, после долгой разлуки.
– Рад тебя видеть, Джек. Рад тебя видеть.
Это означало, что он от меня чего-то хочет.
– Твоя радость тебе может дорого стоить, – сказал я ему.
В углу его кабинета был небольшой бар. Он направился к нему, достал непочатую бутылку «Джеймсона» и почти до краев наполнил стакан.
– Вот тебе, Джек, слеза Пэдди[2]. Не так ли ты его сам называешь?
– Теперь я точно знаю, что ты от меня чего-то хочешь.
На его лице появилась удивительно мерзкая улыбка. Он достал турецкую сигарету и закурил.
– Я только сегодня приехал во второй половине дня, но уже узнал, что дела у тебя идут неважно. С другой стороны, можно ли было ожидать другого? Кому сейчас нужны натуральные губки? Пустое это дело.
