. Эти драгоценности совершили путешествие во Францию под бдительной охраной Скотланд-Ярда, на смену которому пришла Сюрте
[15].
По правде говоря, некоторые члены комитета, в том числе председательница, супруги Мальдан, сам Морозини да и Жиль Вобрен, выступали против этой экспозиции, ссылаясь на то, что «Магию королевы» следует оградить от темного дела, бросившего тень на французский трон и особенно на Марию-Антуанетту. Но лорд Кроуфорд стал яростно и страстно отстаивать другую точку зрения: по его словам, у каждой магии есть свои темные стороны, которые лишь выгодно подчеркивают ее яркий блеск. Безвинно обвиненную королеву эта история только возвысит. Кстати, о ней невозможно умолчать, поскольку она бесконечное количество раз упоминается в многочисленных мемуарах. Шотландец сумел убедить сомневающихся. Немалую роль сыграл и его личный вклад в выставку — более чем значительный. Альдо не стал возражать, но неприятное ощущение у него все же осталось. Хотя ему очень нравились английские украшения, он хмурился каждый раз, когда его взгляд останавливался на огромном ожерелье.
— Конечно, я знаю, что это копия, — доверительно сказал он Вобрену, — но ничего не могу с собой поделать, мне кажется, эта штука приносит несчастье.
— Слушай, ты уже надоел мне своей манией видеть зловещие приметы в любой мало-мальски исторической драгоценности! Леди Крейвен и герцогиня красуются в подлинных алмазах, заимствованных из «хомута», — потому что это страшилище больше похоже на конскую сбрую, чем на ожерелье, — и ничего, обе прекрасно себя чувствуют. А Леонора восторгается этим украшением и хотела бы заполучить подлинник, ведь копия принадлежит ее супругу!
— Женщины безумны! — вздохнул Альдо и пожал плечами. — Мало того, что она выставила бы себя на посмешище с такой грудой алмазов на шее, у меня нет уверенности в том, что Кроуфорд осилил бы подобные траты даже при его состоянии.
— Красивая женщина имеет право грезить о невозможном, — заметил антиквар слащавым тоном, который в его устах звучал очень забавно.
Жиль Вобрен отличался внушительной статью и своими заметными залысинами, крупным носом, властностью напоминал бы, в зависимости от освещения, Наполеона или Людовика XI, если бы те одевались в Лондоне. Он был всегда элегантен, верен друзьям и обладал большим чувством юмора, которое изменяло ему лишь в тех случаях, когда хоть в чем-то задевали даму его сердца. В такие моменты он становился страшен.
