Безумный смех Джульетты задел Салимбени сильнее, чем любое оскорбление или оружие, которые она могла против него применить. Он ударил ее по лицу один раз, другой, третий, но ничего не добился. Казалось, пощечины лишь разжигают ее сумасшедшее веселье. Бросив попытки заставить ее замолчать, он начал тянуть и рвать шелк, прикрывавший ее грудь, но в возбуждении не смог разобраться в хитроумном устройстве женского наряда. Проклиная не в меру усердных портных Толомеи, Салимбени принялся за юбки Джульетты, роясь в бесчисленных оборках в поисках менее укрепленного входа.
Джульетта даже не сопротивлялась. Она лежала на спине, все еще смеясь, пока Салимбени строил из себя дурака, ибо она была уверена, что сегодня он бессилен причинить ей вред. Как бы Салимбени ни старался поставить ее на место, Дева Мария всегда будет рядом с обнаженным мечом, чтобы воспрепятствовать нечестивому вторжению и защитить святое палио от акта варварского святотатства.
Жителям Сиены отлично известно, что сплетня может быть и чумой, и мстителем, - смотря кто пал жертвой слухов. Сплетня коварна, прилипчива и фатальна: раз пометив человека, она не отцепится, пока не испортит ему жизнь. Не добившись успеха в первый раз, сплетня слегка изменится и прыгнет на жертву сверху или снизу. Куда бы ты ни уехал, как бы тихо ни притаился, сплетня тебя все равно найдет.
Впервые маэстро Амброджио услыхал сплетню в мясной лавке. Позже в тот же день он слышал ее, произнесенную шепотом, у булочника. И когда он вернулся домой с корзиной провизии, он знал достаточно, чтобы начать действовать.
Забыв об обеде, маэстро направился прямо в заднюю комнату, принес оттуда портрет Джульетты Толомеи и вновь поставил на мольберт, ибо картина так и осталась незаконченной. Теперь художник знал, что дать ей в молитвенно сложенные руки: не четки и не распятие, но розу о пяти лепестках, rosa mistica
[42]
. Старинный символ Девы Марии, этот цветок считался символом тайны ее девственности и непорочного зачатия. По мнению маэстро Амброджио, нельзя было найти лучшей эмблемы небесного покровительства невинности.
Сложность для маэстро представляла задача изобразить цветок так, чтобы заставить зрителя вспомнить о религиозной доктрине, а не отвлекать соблазнительной органической симметрией лепестков. Это был настоящий вызов, который маэстро принял всем сердцем. Смешивая краски, чтобы получить самые чудесные оттенки красного, он изо всех сил старался думать исключительно о ботанике.
