Достоевский FM | страница 13
На следующий день меня забрали родители и снова потащили меня к врачу. Он сделал мне много надрезов на запястьях, а я молча терпел. Прошла неделя и я пошёл в третий класс. А ещё через неделю умерла бабушка, ночью, от разрыва сердца. И я иногда думаю, что это тот, в шляпе…
Детство, детство, детство… восьмое чудо света, необъяснимое, разрушаемое временем и самой продолжающейся жизнью. Никогда уже не вернуть тебя и не вернуться в тебя. Но иногда, когда жизнь кажется обыденной и невыносимой, твои картинки вдруг ярко всплывают из глубин, заставляя то улыбаться, то покрываться липким потом, тяжело вздыхать и чувствовать горячие слёзы где-то в глубине глазниц. Наверное, ты просто хочешь помочь, наверное, ты хочешь напомнить, что не всё и не всегда бывает стандартно и объяснимо, не всегда всё только улыбается и ласкает в этом огромном, равнодушном к человеку мегакосме.
На том берегу
Он почти на минуту задумался, слепо вперившись в белую стену, а потом устало переведя взгляд на лист «берёзки», продолжил монотонно постукивать по клавишам маленькой печатной машинки.
«Какими они могут быть? Будут ли они похожими на нас? С чего начиналось их становление? Присуще ли им чувство ритма, слышат ли они звуки, видят ли цвета?»
Он снова задумался. Получались одни вопросы, и он грустно и глубоко усмехнувшись, понял, что это глупо. Он рванул листок из цепкой машинной хватки, и скомкав, осторожно положил на стол. Потом поднялся и подошёл к полочкам.
На полочках разместилась его коллекция. Пара сотен засушенных насекомых, позаимствовавших у радуги все её цвета. Здесь были и однотонные бабочки, вроде Репницы, и двуцветные Цирцеи, и пара пёстрых Махаонов, и большие с зеленоватыми и фиолетовыми брюшками стрекозы, рядом соседствовал изумрудный жук-бронзовка и еще несколько десятков других жуков, красных с чёрными вкраплениями и просто иссиня-чёрных, маленьких и до удивления огромных, с длинными усами и даже пара рогатых, особая гордость и удовольствие его душе… Все они крепились булавками на маленькие деревянные бруски обклеенные чёрным и зелёным бархатом. Чёрным для бабочек и стрекоз, зелёным для жуков.
Насекомые, словно лишь замеревшие вне потока времени, а не выпавшие из него навсегда, нагнали на него тоску и ещё какое-то неясное, но неприятное ощущение, и он отвернулся от них и стал просто смотреть в окно. За окном было пасмурно. Середина осени не баловала солнечными лучами, погружённая в свои осенние раздумья, она как будто тихо скучала или грустила о чём-то прошедшем.