Само трехэтажное здание столь же гармонично демонстрировало свои контрасты. Стены, местами поврежденные влагой, лишь приобретали дополнительный штрих к своей упадочной красоте. К тому же, глядя на них, нельзя было догадаться о богатстве внутреннего убранства, обнаруженном Пьетро, едва его пропустили в дом. Лакированная мебель с золотыми замками, широкие, обитые бархатом или шелком диваны, фамильные портреты. Сверкающие ясными бликами зеркала, анфилада приоткрытых дверей, за которыми виднелись балдахины и закрывающие альковы колышущиеся занавеси. Царящая здесь интимная, пусть и несколько вычурная атмосфера сразу проникала в душу. И тем не менее встреча с хозяйкой оказалась для Пьетро довольно мучительной. Лучана Сальестри слышала о Черной Орхидее, но представления не имела о настоящем имени человека, назвавшегося Дожем. Пьетро же, со своей стороны, отлично зная все сплетни о выходках красотки, после многих месяцев в тюрьме не мог удержаться от мыслей куда более приятных, нежели те, что преследовали его после визита в Сан-Лука.
Эта улыбка, эти губки, смеющееся горлышко, этот бюст, который она расчетливо демонстрировала под самым его носом — все стало бы для него сущей пыткой, если бы воспоминания о большой любви, Анне Сантамарии, не будоражили душу. Но изображать равнодушие перед Лучаной, старательно пытавшейся его соблазнить, нетерпеливыми вздохами обнаруживая скрытую под напускной естественностью жажду мужского внимания, было сродни подвигу. Пьетро с трудом отказался от желания наказать прелестницу, как она того заслуживала, и вынудить ее забыться настолько, чтобы, отбросив всякое жеманство, умолять его насытить ее голод. Вместо этого он должен был допросить ее о заговоре и распятии.
Виравольта сидел напротив Лучаны в обитом сиреневым бархатом кресле, барабаня пальцами по подлокотнику. Она же, полулежа на диване, время от времени поглядывала на открытые окна балкона, выходящего на Гранд-канал. Возле нее небрежно валялся раскрытый экземпляр «Хвастливого воина» Плавта.
Пьетро снял свою повязку и для разнообразия нарисовал себе длинный шрам на правой щеке, а в правое ухо вставил серьгу. Он облачился в белый с золотом камзол и белые перчатки. Темную шляпу снял и положил рядом.
— Что вы делали позапрошлой ночью? — спросил, положив ногу на ногу, Пьетро.
Лучана улыбнулась и сдула прядку волос со лба. Светлую прядку особого венецианского цвета, почти рыжую. Оттенок, которого можно добиться лишь в результате длительного пребывания под жгучим солнцем на террасе. Местные женщины, сидя на балконе, обычно прикрывали голову большими соломенными шляпами без тульи и мазали волосы соком ревеня, кислота которого под воздействием солнечных лучей и придавала волосам этот особенный оттенок.
