— Так что с раковиной? — поинтересовался я.
— Вдребезги, — женщина восхищенно всплеснула руками. — Вот на такусенькие кусочки брызнула, — она показала кончик мизинца. — Гриня, бедняга, два месяца отвалялся и ослеп. Недели две как вышел. Не совсем ослеп, но солнечного света не терпит: в черных очках ходит. И с палочкой.
— Придет, передайте ему, — хмуро сказал я, подавая портвейн. — Скажите, Марк вернулся со службы. В загранку, мол, готовится.
— И-и, миленький, — довольно запричитала женщина. — Уж мы с ним друг друга — ни-ни, ни в жисть не обманем. Хотела идти, но ужо я его дождусь, ты будь уверен.
Я побрел домой.
Вот тут-то вскоре и появилась в городе белая собака с голубыми глазами.
Уже промерзла и позванивала под ногами земля, осыпанная редким снежком, уже по утрам подымался над проливом холодный парок, уже казалось, что по ночам Вечный огонь на холме Митридат немного согревает город, стылое небо и душу, уже после штормового грего ледяные сосульки свешивались с каменных перил опустевшей набережной, когда от кого-то услышал я в автобусе про эту собаку.
— Они, черти залетные, все лето поди гуляли с ней по набережной, а осенью — на самолет и — фьють… Собак в самолет не пускают, вот и прощай, верный друг, — горячился один голос.
— Да нет, — не соглашался другой, порассудительнее. — Такую породистую собаку зазря не оставят. Она, может, на деньги дороже любого билета. Не говоря уж о человечности.
— И-и, милый-дорогой, — усмехнулся горячий голос. — Нашел с кого человечность спрашивать: с курортников!
На юге, во всяком случае в Керчи, местное население твердо уверено, что все зло этого мира: пляжные кражи, разврат, пьянство, болезни и особенно взлет рыночных цен привозят с собой курортники. Курортниками здесь зовут всех приезжающих летом: и дикарей, и гостей, и проезжих, и меньше всего — собственно прибывших в санатории и на курорты, поскольку те живут в пансионатах и по базарам, диким пляжам и по переполненным магазинам и столовым, как правило, не шастают.
— Нашел с кого совесть спрашивать: с курортников! — повторил горячий голос.
— И среди них есть люди, — возразил рассудительный.
— Брось лапшу на уши вешать, — возмутился горячий.
— А что за собака? — спросил кто-то.
— Не встречал? — затараторил горячий. — Вроде колли, шотландской овчарки, только та коричневая с белым пузом, а эта вся — белым-белехонька. А шерсть, что волос: длинный да волнистый — страсть.
— Шерсть — куда ни шло, — добавил рассудительный. — А вот глаза… Видел у собак голубые глаза? Даже не голубые, а синие-синие.
