Женщина прихватила туесок с зерном и вышла за мужем.
Он остановился возле бывшего свинарника, в котором сейчас хранилось сено для козы, и грыз травинку. Люба сыпанула горсть зерна трём пеструшкам и петуху и отдельно — наседке с цыплятами.
— Как узнала? — нетерпеливо спросил Семён.
— Возле ручья следы от ботинок. Я… Сень, я боюсь.
Мужчина дожевал травинку и выплюнул зелёный комок:
— Не стоит. К нам сюда он не попадёт — колючки дядя Ваня не пожалел.
Любовь скользнула взглядом по забору, прикрытому спиралью колючей проволоки. Та шла ещё по краю крыши и даже по коньку.
— Под забором, — продолжил Семён, — не пролезет. Ну, то есть пролезет, но копаться придётся долго. За ночь — не справится. А вокруг заимки я каждый день обхожу. Получается, тут нам ничего не грозит.
Жена хотела что-то возразить, но он остановил её резким жестом:
— А вот в поле всё не так. Хм… Как думаешь, Люба, он один?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Следы вроде одинаковые.
— Допустим, один… Почему он тогда не проходит дальше ручья?
Семён не ждал ответа, просто думал вслух, но Люба решила ответить:
— Выжидает.
— Может быть. Но, знаешь, я бы хотел поговорить с ним. Всё-таки первый человек за два года, Люба!
— За два с половиной, — машинально поправила женщина и тут же добавила. — А я бы хотела, чтобы его не было. Я спать не могу, когда знаю, что кто-то рядом бродит.
Семён подошёл, обнял жену. Она прижалась к нему, спрятала лицо на груди, в раскрытом вороте рубахи.
— Я понимаю, что тебе страшно. Но… а вдруг он знает, что произошло? Нельзя же его упустить!
— Сеня, если бы он хотел, то давно бы показался нам. А раз не показывается…
Мужчина промолчал. Люба тоже. Несколько минут они стояли молча, потом женщина оживилась:
— Сень, слушай…
— Ну ладно, ладно! Придумаю что-нибудь.
— Да я не об этом, — Люба улыбнулась. — Ты помнишь — завтра Новый Год?
Семён хмыкнул, сорвал с растущей возле свинарника груши полузрелый плод, попробовал на зуб. Скривился:
— Кислятина. А говорили, после ядерного взрыва зима будет.
— Сеня, — жена чуть отстранилась и заглянула ему в глаза, — что делать-то?
— Пойду, срублю какую-нибудь елочку, украсим чем получится. Отметим, значит.
Люба опять спрятала у него лицо на груди и тихо засмеялась.
— Ты чего?
— Да я не про Новый Год, — ответила женщина, улыбаясь. — Я про вообще…
Прежде чем ответить, Семён долго молчал.
— Я думаю, — наконец сказал он, — отсюда лучше не уходить. Дядя Ваня ушёл — и всё, как в воду. Значит, всё плохо. Будем пока здесь сидеть.
