– Это не важно. Наташенька, родная!
Он что, опупел? Какая я ему родная?
– Ты близко знала мою маму, ты уважала ее. Она моей Алинушке все время повторяла, что ты никогда не хамила свекрови, потому что уважала.
Надо было бы напомнить ему, что его безумную мамашу я просто боялась. Уважать там было нечего. От обращения к его памяти удержалась только потому, что Сашка и впрямь страдал. Но на похороны я не пойду!
– Наташа, я никогда тебя ни о чем не просил!
Это была чистая правда – он даже не попросил меня остаться, когда его мать довела меня до того, что я подхватила годовалую дочь одной рукой, сумку со своим барахлом – другой, а потом, не дождавшись от него ни слова, ушла навсегда.
– Ладно… ладно, я приду. Но Варьку не приведу.
– Да, конечно. – Одна нотка в его голосе прозвучала даже радостно.
Я чуть не обиделась, что он так просто согласился на Варькино отсутствие, но передумала. О дочери он и в лучшие моменты не вспоминал, чего сейчас ожидать?
Мне очень хотелось глотнуть водички, но телефон в моей руке снова запел. Маринка испуганным шепотом сказала, что звонят из прокуратуры. Я не успела удивиться, а другой мужской голос уже произнес:
– Меня зовут Василий Иванович Дмитриев. Я – следователь по особо важным делам городской прокуратуры.
– Да, понятно. Чем могу помочь?
– Вам знакома Закревская Валентина Алексеевна?
– Да, конечно. Она постоянная клиентка нашего салона. Что случилось?
– Позавчера вечером она умерла. Я расследую обстоятельства ее смерти. Мы можем встретиться?
– Да. – Наверное, я говорила как попугай: «Да, да, да». – Приезжайте.
– Я буду у вас через двадцать минут.
Я набрала внутренний номер Сони и попросила ее зайти в мой кабинет, если у нее нет клиентки. Клиентки не было.
– Сонь, – сказала я как можно спокойнее: Соня у нас очень эмоциональная. – Ты слышала, что случилось с Закревской?
– Нет. – Соня улыбнулась мне своей самой рассеянной улыбкой из небывалого арсенала ее фирменных рассеянных улыбок. Эти улыбки сводили с ума мужчин и дезориентировали женщин практически мгновенно. – А что с ней?
– Сонечка, она умерла.
Лицо моей подруги вытянулось.
– Когда?
– Позавчера вечером.
– Почему?
Я рассказала Соне о звонке следователя. И на всякий случай намекнула:
– Скажи мне, у нас с тобой есть повод волноваться?
– Нет.
Она смотрела мне прямо в глаза, демонстрируя честность, открытость, лояльность и желание сотрудничать. Я удовлетворенно кивнула.
Василий Иванович оказался представительным, я бы сказала, холеным человеком лет сорока пяти, внешне мало отличающимся от клиентов нашего салона. Вот так теперь выглядят представители органов, удивилась я.
