— Я должна пойти! — пылко воскликнула она, умоляюще глядя мне в глаза. — Так надо!
Спорить с Аликс в подобной ситуации бесполезно.
— Значит, и я согласен, — развёл князь руками.
В ответ старейшина молча пожал руку каждому из нас в знак скрепления договора.
— Странно, что так просто, — иронично произнёс Долгоруков, — обычно вы любите подписывать документы кровью. Не так ли?
— Я доверяю вам, — серьёзно без обид произнес старейшина, — вы честны… Договор для людей, которым нельзя доверять, дабы потом не сумели отвертеться, — на его лице мелькнула презрительная усмешка.
* * *
После разговора с Чезаре меня ждала беседа с Драгомировым. Действительно, зануда, с которым неприятно иметь дело. Разумеется, такой типус не станет меня слушать. Судя по новостям от мадемуазель Ребровой, опять самоуверенный свидетель решился начать свою игру. Обычно расплата за самомнение бывает жестокой…
Каково было моё изумление, смешанное с негодованием, когда лакей, исполняя волю господина, попытался захлопнуть дверь перед моим лицом. Однако я помешал его намерениям, поставив ногу в дверной проём. Мой суровый взгляд заставил незадачливого слугу отпрянуть.
Драгомиров сидел в кресле, укутанный в тёплый халат, хотя на дворе стояла весьма приятная погода. Голову подобно восточному тюрбану украшала повязка компресса. Столик у комода был заставлен склянками с лекарствами. Как поделился со мною доктор Майер, мсьё обожает лечиться. Живое олицетворение мольеровского "мнимого больного". Драгомиров болен? Смешно! Говоря по простонародному, его и оглоблей не добить.
— Мне ничего не известно! — произнёс Драгомиров, когда я только переступил порог комнаты.
Он явно не намеревался скрывать своего недовольства и неприязни, считая ниже своего достоинства беседовать с сыскарём.
Его милая супруга, скромно стоявшая у окна, виновато взглянула на меня, будто извиняясь за грубость мужа.
— Спешу заметить, я бы не стал откровенничать с приятелем подлеца Чезаре! — закончил он.
Удивительная наглость!
— А ежели вас арестуют за помехи следствию? — я поинтересовался самым язвительным тоном. — Граф Апраксин не любит, когда подозреваемые утаивают факты… Вас могут заподозрить в государственной измене!
Мой голос прозвучал нарочито зловеще. Драгомиров вздрогнул. Хоть он и частенько ворчал на графа, упрекая в бездеятельности, но навлечь на себя гнев начальника тайного надзора на Водах не желал.
— Мне ничего не известно! — повторил он, обиженно поджав губы.
