— Ну и лачуга, должен заметить, — сказал я. — Я много повидал на своем веку, но такой нищеты еще не встречал. Даже самые грязные трущобы Дублина в сравнении с тем, что сейчас увидел, кажутся раем.
— Да, жизнь здесь тяжелая, — согласился Ван Хорн. — Как я и говорил. А как дела на гасиенде?
Я подробно описал ему все, что с нами произошло, начиная со встречи с Юрадо и кончая неприятным разговором с Томасом де Ла Плата. Когда я закончил свой рассказ, Ван Хорн уселся на стол, стоявший у стены ризницы, и, сдвинув к переносице брови, задумался.
— Итак, два дня, — наконец произнес он. — У нас мало времени.
— Как ты думаешь, почему Бонилла скрыл от нас, что старик не в своем уме? Уж это он должен был знать. Черт возьми, он ведь прекрасно знает, что творится в этой семье.
Ван Хорн хмуро посмотрел на меня.
— Похоже, ты сам знаешь, почему?
— Так вот, — сказал я. — Уверен, что Бонилла отвел тебе основную роль в этой операции. Ты для Томаса — главная приманка.
— То есть именно я должен был выманить его с гор, а ты — с ним расправиться? — произнес он и пожал плечами. — Что ж, согласен. Только обещаю тебе, что при первой же возможности я разделаюсь с ним сам.
— Значит, ты его не послушаешься и не уедешь из Мойяды?
— Киф, я приехал не для того, чтобы выполнять приказы Томаса. Он здесь на нелегальном положении и должен скрываться. В ответ на его требования я буду отправлять церковные обряды в открытую.
— А девушка? Ты так искусно заморочил ей голову. Зачем это?
— А ты сам как думаешь? — резко спросил Ван Хорн.
Было видно, что мой вопрос его сильно озадачил.
— Послушай, — сказал он, — я здесь священник и должен им оставаться. Это тебя как-то задевает? Мне кажется, что религиозные чувства тебе чужды.
— Точно, — согласился я. — Просто ты вновь стал другим человеком. Только и всего.
— Тебе придется к этому привыкнуть. Но я тебя все же не понимаю.
— Видишь ли, я был поражен тем, как ты вел себя с девушкой. Как ты с ней разговаривал, двигался. Ну настоящий священник, да и только! Прошу, не обращай на меня внимания.
Когда я выходил из ризницы, колени у меня почему-то дрожали. Вслед за мной вышел Ван Хорн и, взяв меня за плечо, легко повернул к себе лицом.
— Киф, я убийца и вор с большим стажем. Для таких, как я. Бога нет и быть не может.
— Если это так, — заметил я. — Если Бога нет, то почему ты так боишься своих грехов?
Видно, я впервые попал Ван Хорну в самую болезненную точку. Словно маска сползла с него, обнажив лицо глубоко страдающего человека. Неожиданно, схватив за грудки, он легко, словно детский мяч, поднял меня. Я уже подумал, что пробил мой смертный час, но тут Ван Хорн дернулся, словно сквозь него прошел электрический разряд, и поставил меня на пол.
