— Да, он очень большой.
— Через окно нам его никогда не вытащить. Но даже если мы это сделаем, нам никогда его не одеть.
— А зачем нам его одевать? На нем есть эти тряпки, еврейские шарфы, — сказал Йозеф, указывая на талиты, которыми был обмотан Голем. Истрепанные и чем-то заляпанные, они все же не испускали никакого запаха разложения. Единственным запахом, поднимавшимся от смуглой плоти Голема, насколько смог определить Йозеф, был слабый душок какой-то едкой зелени, в котором он лишь позднее опознал сладковатое зловоние, что в самые жаркие летние деньки исходит от реки Влтавы. — Разве евреев не полагается хоронить обнаженными?
— Вот этом-то все и дело, — сказал Корнблюм, а затем объяснил, что, согласно недавнему указу, без прямого указания рейхспротектора фон Нойрата незаконным считался вывоз из страны даже мертвого еврея. — Мы должны применить кое-какие секреты нашего ремесла. — Старый фокусник слегка улыбнулся и указал на черные чемоданчики работников морга. — Нарумяним ему щеки и подкрасим губы. Увенчаем этот лысый купол убедительным париком. Кто-то наверняка заглянет в гроб, а когда он это сделает, нам нужно, чтобы он увидел там мертвого гойского гиганта. Никакого не еврея. — Он закрыл глаза, словно представляя себе то, что следовало бы увидеть властям, прикажи они открыть гроб. — И предпочтительно в очень хорошем костюме.
— Самые красивые костюмы, какие я когда-либо видел, — сказал Йозеф, — принадлежали как раз мертвому гиганту.
Корнблюм внимательно на него взглянул, чуя в словах бывшего ученика какую-то пока еще смутную для него подоплеку.
— Алоизу Гашеку. Он был далеко за два метра ростом.
— Алоизу Гашеку из цирка Желетны? — спросил Корнблюм. — По прозвищу Гора?
— Он носил костюмы, пошитые в Англии, в Севайл-роу. Колоссальные вещи.
— Да-да, я помню, — кивнул Корнблюм. — Я довольно часто видел его в кафе «Континенталь». Прекрасные костюмы, — согласился он.
— По-моему… — начал было Йозеф, но заколебался. Затем он все же продолжил: — Мне кажется, я знаю, где можно найти такой костюм.
В эту эпоху вовсе не так уж необычно для практикующего врача-эндокринолога было содержать целый гардероб чудес, набитый бельем размером с конские попоны, мужскими фетровыми шляпами не больше плошек для варенья, а также всевозможными шедеврами галантерейщиков и обувщиков. Все эти вещи, которые отец Йозефа многие годы приобретал или получал в подарок, долгое время хранились в специальном шкафу его больничного кабинета в похвальном, но заранее обреченном на провал намерении не дать им стать предметами нездорового любопытства со стороны его детей. Ни один визит к отцу на работу не мог считаться завершенным, если мальчики хотя бы не делали попытки убедить доктора Кавалера показать им ремень гиганта Вацлава Шроубека, толстый, свернутый в кольцо, точно страшная анаконда, или домашние туфли крошечной госпожи Петры Гавранчиковой, никак не больше цветка наперстянки. Однако после увольнения доктора из больницы (наряду со всеми остальными евреями данного учреждения) гардероб чудес прибыл домой, и его содержимое, упакованное в запломбированные ящики, было размещено в платяном шкафу домашнего кабинета доктора Кавалера.
