Он не спрашивал. Гладил по волосам, как маленькую. Да я для него, в общем-то, и есть маленькая…
— Лаэли… всё будет хорошо.
— Самоубеждение… — я проговорила, не поднимая глаз. Теперь мы сидели на диване, эльф продолжал обнимать меня.
— Нет. Просто я обещаю тебе это. Я… сделаю всё, чтобы ты была счастлива.
Молчу. Бредовый разговор, пожалею обо всем.
— Потому что я люблю тебя, Лаэли.
Время остановилось. Настенные часы замерли на одном "тик", воздух застыл в груди, а сердце не решалось биться. Что… что?..
Он помедлил, затем встал, с сожалением пропуская прядь моих волос сквозь пальцы.
— Ну вот, хотел тебе помочь, но, кажется, сделал только ещё хуже.
Я мотнула головой — понимай, как хочешь. Я — не понимаю.
Но…
— Я пойду, ладно?
Эльф, вежливый до зубовного скрежета, всегда выходил через обычную дверь, прощаясь с мамой, а потом уже вызывал портал в МУМИ или куда там он ещё намыливался.
Я догнала его у порога, где он все раскланивался с моей родительницей.
— Алхаст! Ты… пока.
Какое-то из моих полушарий, устав от нерешительности и тугодумия остальных извилин, приказало мне приподняться на цыпочки и поцеловать эльфа в губы.
— Увидимся в МУМИ.
Когда я закрыла дверь, мама укоризненно покачала головой.
— Лулу, да ведь он — эльф.
— Ну, мам, у всех свои недостатки.
ЛАЭЛИ
Есть одна любовь — та, что здесь и сейчас, есть другая — та, что всегда…
Тренькает гитара. Алхаст старательно подбирает аккорды. Упрямый он.
— А где твои соседки?
— Зармике в библиотеке, а Сессен сегодня дома не ночует… Она уже неделю дома не ночует.
Алхаст хмыкнул что-то неразборчивое.
— Бедный Эрик. То-то у него синяки под глазами.
— Я бы скорее пожалела дроу и Нулика, которым по милости наших влюбленных приходится ночевать на диванах в восьмигранке.
— Ты рада за подругу?
— Д-да… да, конечно. Только не понимаю её немного. Знаешь, как она орала на меня, когда узнала о тебе?
— Я вижу.
На потолке вместо погибшей люстры у нас болталась лампочка Ильича, а в оконном стекле были громадные трещины. Свой фингал на скуле я успела подлатать заклинаниями.
— Говорит, что ты старше, что мне нельзя так себя вести… а ей можно, значит?
Всё-таки я была обижена на рыжую демоницу. Обижена настолько, что ей тоже пришлось пользоваться исцеляющими заклинаниями — после примирения.
— Мы такие… относительные. Иной раз задираем нос и твердим о морали и справедливости — и искренно в это верим! На следующую день творим такое, что у всех потомков волосы дыбом будут стоять еще пару тысячелетий… И опять — уверенны в своей правоте. Dixi.
