Он тяжело вздохнул:
— Вы знаете, никто, просто никто не воспринимает меня серьезно. Вот в чем моя беда. — Он допил вино и встал. — Пойдемте вниз. Я покажу вам дом.
Я не имел ни малейшего представления, в чем состояла его затея, но у меня не было другого выбора, тем более что лысый Дули буквально наступал мне на пятки с автоматом наготове.
Мы прошли по главному коридору, который вел к большой лестнице. Берри сказал:
— Мой достопочтенный дядюшка, брат моей матери, передал дом национальному фонду при условии, что может продолжать здесь жить. Он открыт для посещения публики с мая по сентябрь. В остальное время года здесь можно неделями не увидеть ни одной живой души.
— Очень удобно для вас! Но не приходило ли в голову военным хоть раз осмотреть здание, учитывая родственные связи его владельца?
— Это вы про моего дядюшку? Бывшего гроссмейстера ложи оранжистов? Юниониста с незапамятных времен? Вам будет интересно, что много лет назад он отрекся от меня. Это всем известно в Ольстере.
— Так как же тогда он разрешает вам творить здесь все, что вздумается?
— А вот это я вам сейчас покажу.
Мы задержались возле большой двустворчатой двери. Он постучал, в замке повернулся ключ, и дверь открыл маленький сморщенный мужчина в шерстяном жакете, который тут же отступил в сторону и замер на месте, как старый солдат.
— Ну, и как он сегодня вечером, Шон?
— Отлично, сэр. Просто отлично.
Мы вошли в красивую гостиную, по стенам которой стояли шкафы с книгами. В углу помещалась громадная кровать с балдахином на четырех стойках. В мраморном камине жарко горели дрова. В кресле с подголовником сидел старый человек в халате с одеялом на коленях. В левой руке он держал пустой стакан, а на столике рядом с ним стоял графин.
— Хэлло, дядя, — поздоровался Берри. — Как мы чувствуем себя?
Старик обернулся и апатично посмотрел на него, взор его был пуст, губы мокрые.
— Ну-ка, выпей еще бренди. Это поможет тебе уснуть.
Берри наполнил стакан на добрых четыре пальца и помог ему унять дрожь в руке. Несмотря на это, значительная часть выпивки пролилась мимо рта, когда старик принялся жадно пить.
Он откинулся обратно на спинку кресла, и Берри живо произнес:
— Так вот он, майор Воген, старый лорд Пэлси собственной персоной.
До этого момента я находил Берри довольно приятным в обращении, несмотря на его поступки, но такую грубую выходку трудно было принять. Тем более, что тот, о ком он так говорил, был ему близким родственником.
