— Думаю, что теперь не смогу заснуть, даже если бы очень захотела.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда вскипятите чаю и возвращайтесь. Здесь могут случиться интересные вещи. И проверьте по радио прогноз погоды.
Я увеличил скорость, стараясь уйти от восточных шквалов, но волны становились все круче, и «Кетлин» сильно раскачивало с борта на борт. Видимость была ужасная, полная тьма окутывала все кругом, если не считать легкого свечения моря. Нора Мэрфи, казалось, не спешила, вернувшись, принесла еще сандвичей с беконом и чаю.
— Прогноз не так уж плох, — сказала она. — Ветер стихает, временами дождевые шквалы.
— Что еще?
— Местами перед рассветом туман, но, по-моему, не о чем беспокоиться.
Я взял сандвич.
— Как там парень, жив?
Я понял, что ей не понравился вопрос, но она сдержалась и передала мне кружку с чаем.
— Он сейчас сидит в салоне. Я дала ему чаю, кое с чем. Он будет в полном порядке.
— Будем надеяться. Он может понадобиться.
Она ответила:
— Позвольте мне рассказать вам кое-что о Бинни Галлахере, майор Воген. Во время восстания в Белфасте в августе 1969 года оранжистские формирования под руководством спецотрядов "В" могли бы до основания сжечь Фоллс-роуд и выгнать оттуда всех жителей-католиков или даже сделать что-нибудь похуже. Это было предотвращено горсткой людей, которые вышли на улицы под руководством самого Майкла Корка.
— Снова этот Коротышка? Бинни был одним из его людей?
— Вас это удивляет?
— Конечно. Они сделали хорошую работу в ту ночь. Проявили большую хитрость, как сказала бы моя матушка. Бинни был одним из них. Ему тогда едва стукнуло шестнадцать лет.
— Он был там у своей тетушки. Она дала ему старый револьвер, военный сувенир покойного мужа, и Бинни отправился на поиски Коротышки. Нашел и сражался плечом к плечу с ним во время той ужасной ночи. С тех пор он стал его тенью. Самым доверенным адъютантом.
— Что объясняет, почему он так охраняет племянницу великого человека.
Она прикурила пару сигарет и передала одну мне.
— Как могло случиться, что американка ввязалась во все это дело? — спросил я.
— Все довольно просто. Мой отец в общей сложности отсидел в английских тюрьмах семнадцать лет. Мне было тринадцать, когда его отпустили в последний раз, и он эмигрировал в Штаты к моему дяде Майклу. Новая жизнь, так мы думали. Но было слишком поздно для отца. Он болел, когда его освободили, и умер через три года.
— И вы так и не простили их?
— Простить их означало бы предать отца.
