Понятное дело, что убирать из городов все казино и игорные залы, из которых в городскую казну лились золотые реки, никто не собирался. Во всяком случае, в обозримом будущем. Но вот «столбы» предписали удалить с улиц, из магазинов и бань в строго определенные сроки. У Павловского от навалившихся проблем так пухла голова, что было не до Маши. От надолго «уехал» от Задорожных в «очередную длительную командировку». Равиль, который в свое время продал Александру Григорьевичу «столбы», предлагал ему долю в своем казино «Опал». Казино разрослось, расцвело и до того неприлично разбогатело, что Равилю срочно потребовался компаньон. Павловский от компаньонства отказался. Ему не улыбалось «сидеть» на таких деньжищах и дрожать, как бы их не умыкнули особо ловкие и бесстрашные люди. Он хотел спать спокойно и по-прежнему снимать с небольшого бизнеса лишь пенки и сливки, ни за что особенно не отвечая.
Александр Григорьевич никак не мог понять, почему Равиль с ним как-то по-особому возится, но не стал долго разрабатывать в мозгу эту тему, когда получил от него очередной совет – перекупить у одного человечка небольшой зальчик все для тех же «одноруких бандитов» на окраине города. В такие залы ставить «столбы» как раз разрешалось.
Павловский зальчик перекупил. Он нисколько не сомневался, что его особые клиенты, которые с азартом совали монетки в автоматы в подземном переходе и бане, непременно приедут и сюда, на конечную остановку одного из городских троллейбусов. Разве проезд из центра на окраину – препятствие для гэмблинов[4] (как называл их Павловский), сбрендивших на почве игры. Кроме того, дальновидный Александр Григорьевич распорядился, чтобы проигравшихся вдрызг чинно выводили из зала под белы руки и вежливо сажали на троллейбус с оплатой проезда за счет заведения. И народная тропа к зальчику Павловского не зарастала.
Когда все более-менее опять утряслось и устаканилось, Павловский вспомнил о Маше, и у него так сильно скрутило внутренности, что он понял: увидеть ее надо немедленно. Он уже собирался явиться к Задорожным без всякого повода, когда вдруг получил нарядное приглашение на празднование Витькиного пятидесятилетия. Собственное он отпраздновал без шума и пыли в постели с одной из любовниц, а про Витькино, разумеется, и не вспомнил бы никогда, если бы не вовремя подоспевшее приглашение.
Павловский ехал к другу на пятидесятилетие, которое его нисколько не интересовало, и думал только о Маше. Подарком он даже и не подумал заморачиваться. По дороге купил в одном из универсамов самый дорогой коньяк из тех, которые имелись в наличии, и посчитал дело решенным.
