— Я куплю тебе какой-нибудь инструмент. Учись лучше музыке, вместо того чтобы шататься по берегу.
Зитара не столько беспокоило времяпрепровождение Ингуса в этом рейсе — тут мальчик был у него на глазах, — сколько предстоящая жизнь сына в мореходном училище, в кругу молодых сорванцов. Если у Ингуса, кроме школьных учебников, не окажется ничего, что удерживало бы его дома, он избалуется. Поэтому следует его пристрастить к чему-то еще. Многие матросы обзавелись инструментами: гитарой, мандолиной, скрипкой, гармошкой. Разве плохо, если молодые люди, вместо того чтобы слоняться по улицам и озорничать, разучат какой-нибудь танец или марш?
Ингусу понравилось предложение отца. Но на чем начать учиться играть? Ведь он еще не пробовал играть ни на одном инструменте. Неплохо бы играть на мандолине, как штурман «Дзинтарса», но этот инструмент казался Ингусу слишком незначительным. Купить гитару — нужно уметь хорошо петь, а если голоса нет? Гармонь? Это подходящее дело, и если бы удалось научиться хорошо играть, он почувствовал бы себя настоящим мужчиной и на море, и на суше.
Ингус остановился на гармони. Отец ничего не имел против, и, когда «Дзинтарс» вернулся с новым грузом в Англию, капитан купил сыну прекрасную гармонь. Немедленно началось обучение. В первые же дни Ингус научился играть несложные песенки. Когда дело дошло до применения басов и игры всеми десятью пальцами, тут пришлось попотеть.
На помощь пришел Микелис Галдынь, у которого тоже была гармонь. Он помог Ингусу овладеть тайнами игры.
Зитару представлялась возможность получить в Англии выгодные грузы для Южной Африки и вест-индских островов, но он предпочел взять уголь для Риги и вернуться домой. Нельзя сказать, чтобы это было вызвано необходимостью вовремя привезти Ингуса к началу занятий в училище, — мальчик мог добраться до Риги и на пароходе, где капитаном служил друг Зитара. Очевидно, у капитана имелись какие-то другие, более веские причины, заставлявшие его поспешить с возвращением на родину.
В середине сентября «Дзинтарс» приближался к родному берегу. В жизни моряков произошла обычная в этих случаях перемена. Они стали дружнее, словно бы сроднились, и чувствовали себя членами одной семьи. Матросы перестали дразнить своих младших товарищей; кок Робис и штурман достигли взаимопонимания, а старый Кадикис перестал ворчать на Яна Силземниека. Во время плавания команда находилась как бы в состоянии постоянной борьбы с начальством, а теперь все сгладилось, острые углы исчезли и все происходившее приобрело мягкий оттенок обычных моряцких проделок. Вспоминая о них, и матросы, и командир весело смеялись. Капитан Зитар после памятной ночи в Бискайском заливе оставил в покое Яна Силземниека, но сказать, что они совсем забыли о вражде, нельзя было. Встречаясь на палубе, они не смотрели друг на друга.
