Голова ее была туго повязана темной косынкой, сползшей почти до самых бровей. Лицо было ужасным и напоминало физиономию монстра без грима: все в сети крупных и мелких морщин, узенькие заплывшие глазки-щелочки, суетливо шныряющие туда-сюда, противные тонкие губы ввалившегося от недостатка зубов рта и огромный, вдобавок кривой, как у профессионального боксера, нос.
Вытянувшись в струнку, всем своим существом изображая преданность и подобострастие, она встала перед бандитами по стойке «смирно».
– Принимай товар, Никитична! – распорядился один из них.
– Конечно, хозяин, все сделаем, хозяин, все будет как надо, хозяин, – лебезила перед охранниками старая преданная крыса.
– Ну ладно, мы пошли, – прозвучало в ответ лениво, – чего мне тебя учить, ты сама все знаешь.
После ухода бандитов Никитична мгновенно преобразилась. Из подобострастной крысы она стала крысой-начальницей. Расправив свои сухие плечики, выпятив вперед несуществующую грудь, она медленно обошла подруг, недовольно причмокивая, потом уселась за стол, поставила на него локти, переплела коротенькие пальцы и уложила на эту незамысловатую конструкцию свой острый подбородок.
Популярная поза красоток на фотографиях сороковых – пятидесятых годов, нещадно эксплуатируемая фотографами тех лет. Видимо, стереотип настолько отпечатался в мозгу этого бесполого страшилища, что она, скорее всего, неосознанно продолжала пользоваться старой уловкой по сей день. Надо сказать, это ей мало помогло, скорее наоборот. Кокетливый монстр – это не смешное, а скорее жутковатое зрелище. А кокетливый монстр – хозяин страшного барака непонятного назначения – зрелище жуткое вдвойне.
– А ну, шалавы, быстро подошли сюда, – скомандовала она визгливым противным голосом, – раздевайтесь! Вещи, деньги – все на стол! Быстро!
– Что? – ошеломленно спросила Юлька.
– Ой, не могу, глухие чёль? – съехидничала Никитична. – Быстро, я сказала, а то сейчас познакомлю со своей дорогой подружкой.
Только тут пленницы, следуя за взглядом старухи, разглядели, что рядом с монстром на лавке лежит самая настоящая милицейская дубинка.
Несчастные стали беспомощно озираться, в слабой надежде найти хоть какую-то поддержку или хотя бы понять, что делать и как себя вести. Обитатели барака дружно хранили молчание. Ни словечка, ни сочувствующего взгляда, только прикрытые рваньем равнодушные, ничего не выражающие немые спины.
– Ну, я жду! Не стесняйтесь, здесь все свои, – продолжала ерничать фурия.
