Миссис Лайтбоди потрясенно смотрела на Шефа. Ее муж явно занервничал.
– Лично? – эхом отозвалась Элеонора, не в силах поверить свалившемуся на них счастью. Да это просто чудо Господне! – Доктор, как вы добры… я не нахожу слов… вы ведь так страшно заняты и…
– Вы пережили огромную потерю, – медленно, словно предсказатель будущего или какой-нибудь индийский заклинатель, проговорил доктор. И тут никогда не подводившая его память – этот бесценный кладезь – наконец включилась и перед глазами замелькали строчки истории болезни. Лайтбоди, Элеонора. Раса – белая, пол – женский. Двадцать… двадцать восемь лет. Петерскилл, Нью-Йорк. Неврастения, автоинтоксикация, потеря ребенка при родах. Да, да, именно так.
– Она, безусловно, невосполнима, я скорблю вместе с вами. Но ваша жизнь должна продолжаться; научно сбалансированное питание, отдых и свежий воздух вернут вам прежние силы – так же, как сотням тысяч людей, что лечились здесь до вас. Вот увидите. – Доктор помолчал, пристально глядя на женщину и как будто решая что-то. – Вашим случаем я тоже займусь лично, моя дорогая. Вот так.
Казалось, миссис Лайтбоди сейчас потеряет сознание от нахлынувших на нее чувств. Губы задрожали, щеки покрылись красными пятнами; на какое-то мгновение Келлог испугался, что она сейчас возьмет и бухнется перед ним на колени.
– О доктор, о доктор, – твердила Элеонора таким тоном, словно читала псалом, словно возносила благодарственную молитву.
Шеф махнул рукой – мол, ничего особенного. И повернулся к ее мужу.
– Чем страдаете вы, молодой человек, я тоже вижу. Вижу по желтизне кожи, по вашим белкам и… – Доктор Келлог решительно шагнул к Уиллу Лайтбоди и раздвинул ему пальцами губы, словно покупал лошадь. – Так, так, скажите «а-а»… и по белому языку. Со столь запущенным случаем автоинтоксикации я еще не сталкивался.
Уилл совершенно сник. Элеонора стояла как громом пораженная.
– Но, уверяю вас, для нашего Санатория нет ничего невозможного, – поспешил добавить доктор. – Разумеется, мне трудно что-либо сказать, пока я детально и всесторонне не смотрел вас, но я абсолютно не сомневаюсь…
Доктор Келлог замер на полуслове. Где Джордж? Шеф злобно посмотрел на Дэба, обвел взглядом вестибюль, успев при этом поприветствовать глазами с полдюжины пациентов – здравствуйте, здравствуйте, – и чуть не вывернул шею, прежде чем обнаружил сына. А обнаружив, стиснул зубы от бешенства. Джордж, Хильдин сынок, оборванный и зловонный, жалкий бродяга, никчемное существо в стоптанных башмаках, стоял чуть не вплотную к мистеру Дж. Генри Осборну-младшему – велосипедному королю – и выпрашивал милостыню.
