— Простите, герр доктор, я не знал…
И тут вдруг дети подали голос. Все трое одновременно раскрыли рот и заревели, и крик у всех троих был почти одинаковым, поэтому казалось, будто он идет из одного горла. От их рева у всех присутствующих задрожали барабанные перепонки. Даже глуховатый Вайнштейн закрыл уши. Доктор занервничал, но даже не попытался их утихомирить. Он торопливо поднял верх и защелкнул пластиковый козырек колыбельки. Затем подхватил ее, отчего, как показалось, плач еще больше усилился, и протиснулся между столами к двери. Он безуспешно попытался ее открыть, и Вернер Байер поспешил вперед и распахнул створки как можно шире, нервно кивая при этом головой. Он провожал доктора взглядом до тех пор, пока тот не перешел улицу. Потом снова закрыл дверь, резко обернулся и гневно посмотрел на Йозефа Циммермана.
— Ну зачем нужно было это делать? — воскликнул он. — Он же, черт возьми, спас моему сыну жизнь!
Если в первые дни после происшествия с Георгом Байером кто-то из жителей деревни все еще побаивался обращаться к доктору Хоппе, то и эти люди изменили свое отношение к нему после того, как сам пастор Кайзергрубер стал лечить у доктора свой гастрит. Собственно, к доктору его привел даже не столько сам этот затянувшийся недуг, сколько любопытство. Да и совесть пастора тоже сыграла свою роль. Ему очень хотелось знать, помнит ли доктор что-нибудь о событиях далекого прошлого.
— Вы очень сильно похожи на отца.
Так начался их разговор после холодного приветствия в бывшей приемной, где помимо картонных коробок, до сих пор оставшихся с переезда, стояли только два стула и старый письменный стол.
На замечание пастора доктор отреагировал лишь кивком головы, после чего осведомился, в чем именно состоят жалобы пациента.
Чуть позже пастор предпринял новую попытку:
— Ваша матушка была благочестивой и прилежной христианкой, — сказал он, и ему очень хотелось добавить: «Она-то была, а вот…»
И снова только кивок. Но на этот раз он заметил в движениях доктора какое-то замешательство, а это было уже что-то.
Доктор попросил его снять сутану. Пастор снял, хоть выглядело это так, будто он лишился шита, защищавшего его от всякого зла. Именно поэтому во время осмотра пастор несколько раз дотрагивался до серебряного крестика, висевшего на цепочке у него на шее, в надежде, что это в какой-то степени сможет напугать доктора.
Судя по всему, и другая фраза была сказана им напрасно:
— На следующей неделе мы празднуем день Святой Маргариты. Вся деревня пройдет с крестным ходом до Голгофы в деревне Ля Шапель. К сестрам-клариссам.
