Король действительно бросился к сейму умолять о деньгах и подкреплении, но один. После этого удача окончательно отвернулась от поляков. Они уже не помышляли о штурме Пскова, деятельная осада перетекла в тихое облежание, поляки, надеясь изнурить осажденных голодом, сами страдали от него в несравненно большей степени. Чтобы как-то взбодрить и подкормить войско, гетман Замойский направил большой отряд в набег на богатейший Псково-Печерский монастырь, расположенный в пятидесяти верстах от Пскова. Но на грозное требование немедленно открыть ворота монахи смиренно ответили: «Похвально ли для витязей воевать с чернецами? Бхли хотите битвы и славы, идите ко Пскову, там найдете бойцов достойных». Видя же, что иноверцы не унимаются и уже пушки изготавливают против ворот монастырских, монахи опечалились и, испросив прощения у Господа, поучили немного охальников поведению подобающему. С некоторой помощью стрельцов, случайно в обитель забредших, они многих еретиков побили, иных же повязали, включая молодого Кетлера, племянника бывшего Великого магистра Ливонского Ордена, а ныне новоявленного герцога Курляндского.
Войско Баториево таяло на глазах. Многие, махнув рукой на честно заработанное жалованье, спешили убраться восвояси, приговаривая: «Слово короля — закон. Он скорее угробит нас всех, чем отступится от него и от этого Богом проклятого города». Так, под Псковом осталась лишь четверть от первоначального воинства, и как же не походили эти измученные, отощавшие и обносившиеся до лохмотьев люди на тех красивых рыцарей, что так горделиво приступали к городу каких-то несколько месяцев назад. Невольно хочется воскликнуть: «Да послужит это уроком для любого, мыслящего ступить с мечом на землю Русскую!»
Вероятно, лишь это ощущение полной безнадежности может как-то объяснить — но не оправдать! — гнуснейший поступок гетмана Замойского, невиданный доселе в истории человечества. Замыслил он коварно погубить главного псковского воеводу, князя Ивана Петровича Шуйского. Однажды в Псков явился русский пленник, сказавший, что ему помог бежать из плена немецкий наемник, некий Моллер, который просил передать князю письмо и ларец. В письме было написано: «Государь князь Иван Петрович. Я долго, весь срок оговоренный, служил за жалованье царю русскому. Помня доброту его и неукоснительную регулярность в выплатах, желаю тайно вернуться обратно. Шлю наперед казну свою. Возьми сей ларец, отомкни, вынь золото и блюди до моего прихода». И что же? Холоп, открывавший ларец по приказу князя Шуйского, был разорван на куски запалом адским, а многие любопытные, столпившиеся по обычаю русскому вокруг работающего, были жестоко изранены осколками. Воистину наступают последние времена! Даже тати ночные приступают сами к жертве своей с ножом в руках, а рыцари, забыв о чести воинской, достают противников своих чужими наемными руками и устройствами хитроумными. Достойное добавление к войне будущей, судьбы которой будут решаться атаками бумажными. А что стряпчие не сделают, то довершат смертоубийства коварные, витязи будут принимать смерть не в поле, не в честном бою лицом к лицу, смерть будут доставлять им в домы в ларцах да в письмах. Одно немного утешает, что цари русские и бояре, следуя давним ханским традициям, никогда не берут в руки того, чего касались враги явные и неявные, то есть ничего чужого, только свое собственное — оружие, нож, ложку и кубок.
