И вот — сталось. И никто не мог Ивану помочь. Симеон даже своих лекарей-иностранцев призвал, но те лишь дули щеки, качали глубокомысленно головами, говорили всякие мудреные слова и разводили руками. Прогнали. Так и сидели втроем, ожидая каждый свое. К исходу четвертого дня Иван встрепенулся, вздохнул глубоко и — умер.
Дворец, во все эти четыре дня безмолвный, огласился стонами и плачем. И плач этот расходился волнами по Москве и дальше по всей земле Русской. Все люди русские, а особливо ратники, холопы и смерды, молились о душе раба Божия Ивана-царевича. Так в смерти обрел он имя, под которым вошел в историю и в память народную. У народа ведь своя история, воплощается она в сказке и так передается изустно из поколения в поколение. Вот и стал Иван-царевич одним из самых любимых героев наравне с богатырями былинными, был он добрым, смелым, веселым и всегда готовым прийти на помощь простому человеку. Как и Иван. Все, как в жизни.
Но и бояре с князьями и весь двор скорбели непритворно. В день похорон казалось, что черный град накрыл Кремль, не оставив ни одного светлого места. Царь Симеон сам указал место в отдельном приделе храма Михаила Архангела, где надлежало захоронить Ивана, и тут же распорядился, чтобы и его после смерти положили рядом. Долго Симеон бился над гробом, перечисляя все достоинства Ивана и прося у него прощения за свой грех невольный. Княгинюшка рыдала вместе со всеми. Лишь я не мог выдавить ни слезинки, ни слова. Горе, не находя выхода, распирало грудь и голову и лишь к вечеру разразилось оглушительным взрывом. Господи, зачем Ты ждал так долго?
«Господи, зачем вернул Ты меня в эту юдоль скорби?» — подумал я, очнувшись на третий день.
Оказалось, что у меня осталось еще множество дел, и важнейшим из них была забота о душе Ивана. Как я мог пренебречь первейшей своей обязанностью?! Нет мне оправдания! И еще никогда не прощу себе, что Симеон опередил меня в делах благочестия. Дело не в том, что сделал он более богатые вклады в монастыри на помин души Ивановой, разослал десятки тысяч рублей не только в русские обители, но и патриархам в Царьград, Антиохию и Александрию — все ж таки у Симеона несколько больше возможностей для этого. Но именно Симеону пришла в голову мысль о примирении души Ивановой с душами всех, винно или безвинно погибших в годы его правления, тем более что многие и погибли без покаяния и отпущения грехов. Для этого повелел Симеон составить поименный список всех жертв и разослать сей синодик вместе с отдельными богатыми вкладами по всем крупнейшим русским монастырям, чтобы вовеки веков молились иноки об успокоении их душ. Мне только и оставалось, что включиться в эту работу, внимательно следя за тем, чтобы дьяки по небрежению не пропустили кого-нибудь. Сверялся с делами разыскными, вновь с трепетом всматривался я в листочки, исписанные крупным корявым почерком Малюты Скуратова. Укорял я его в свое время за убийственную дотошность, теперь же сетовал на недостаточную аккуратность. Записки его были мало пригодны для поминания, сплошь и рядом указывал он не христианские имена, а прозвища, и, озабоченный больше подсчетом числа жертв, указывал именно число, а об именах делал отписку, что они Господу ведомы. Да и мало осталось бумаг от того времени, что-то сгорело в слободе во время пожара странного, что-то мыши попортили, а по иным книгам прошлась чья-то злокозненная рука, с мясом вырвавшая некоторые листы. Вот и приходилось мне вспоминать виденное и слышанное и выводить бесконечный ряд имен: Иван, Иван, Тимофей, Иван, Иван, Никанор, Иван, Иван…
