и почему ему понадобилось охотиться на маму.
И только когда ему исполнилось пятнадцать, он с изумлением узнал, что шпионские страсти здесь ни при чем. Мама повесилась из-за любви. Бабка Клавка однажды случайно проговорилась ему об этом.
Помнится, это случилось поздно вечером. Бабка, облаченная в свою застиранную ночнушку с глумливыми кружавчиками на груди, сонно смотрела последние известия. А Егор уткнулся в учебник английского: бабка пригрозила отменить карманные расходы, если он опять нахватает двоек.
Новости кончились, и после прогноза погоды, когда Клавка уже потянулась к выключателю, вдруг… под старый фортепьянный вальс по экрану поплыли титры какого-то старого фильма. Ничего особенного, титры как титры. Но отчего-то бабка повела себя крайне неадекватно.
– Сволочь, – прошипела она, не отрывая глаз от экрана.
Егор удивленно вскинул голову, он хотел было возмутиться, потому что в первый момент подумал, что бабка, как обычно, решила повоспитывать его. Но та на Егора даже не смотрела – ее взгляд был прикован к телеэкрану.
Начался фильм. В первом же кадре на экране появился удивительно красивый мужчина с тонким нервным лицом. С первого взгляда лицо как лицо: серые глаза, тонкая морщинка между бровями, высокий лоб. Да, правильное, да, канонически красивое, но мало ли на свете смазливых мужчин? Но было в его внешности нечто такое, что заставляло как минимум вздрогнуть. Может быть, взгляд? Светлые глаза актера оставались серьезными, даже когда он улыбался, и была в этих глазах какая-то ненаигранная грусть.
Актер показался Егору смутно знакомым – он даже учебник машинально захлопнул и уставился на экран. Причем отчего-то мальчику показалось, что он видел этого человека не только на экране. Но где и как они могли встретиться?
– Подонок, – прошипела бабка Клавка.
– Ты о ком, бабушка? – удивился Егор.
– О ком, о ком, – проворчала старуха и кивнула на экран. – О нем, о ком же еще? Убивать таких надо. Моя бы воля, я б его… Своими руками придушила бы!
Егор удивленно на нее уставился. Баба Клава, в отличие от других пенсионерок, не была боевой особой. То есть она могла оскорбить или даже ударить его, Егора, но она никогда не участвовала в дворовых склоках и не грозилась придушить того или иного политика.
– Но почему?
И тогда бабка, по-прежнему вперившись в телевизор, сказала:
– Он убил твою мать.
– Что?! – Егор даже подскочил на месте, словно его током ударило. – Что ты сказала?
– А? – бабка рассеянно отвернулась от телевизора. – Ты что-то спросил?
