– Твоя мать всегда была курицей, – поучительно говорила она. – Знаешь, есть такой сорт никчемных женщин. Честно говоря, я всегда думала, что она закончит как-нибудь вот так. Обидно, конечно, что моя дочь оказалась совсем на меня непохожей.
Сжимая кулаки, Егор отмалчивался и смотрел в сторону. Он пытался не слушать бабку, но ее высокий визгливый голос словно проникал в его подсознание. Наверное, из нее мог бы получиться превосходный гипнотизер.
– Она сама во всем виновата, – зудела бабка. – Все к этому и шло. В последние годы она так опустилась, расплылась. Стала похожа на дырявую галошу.
– Мама красивая, – пробовал спорить Егор. Да разве бабку Клавку переспоришь?
– Как корова сивая, – гулко и зло смеялась она. – Волосы как пакля, туша как у беременной лошади. Мужики на нее и не смотрели. Из-за этого и все проблемы.
– Не было у нас никаких проблем, – с тихой яростью отвечал Егор.
– У вас, может быть, и не было, молодой человек, – от души хохотала зловредная бабка, – а у мамки твоей… Без мужика-то знаешь как бабе тоскливо. Она едва не выла по ночам. Уж я-то знаю.
– Она отца любила.
– А ты знаешь его, отца-то?
– Он погиб, когда я еще не родился, – тихо отвечал Егор.
Историю о трагической гибели отца неоднократно рассказывала ему мама. Егор знал ее наизусть – с детства это было для него чем-то вроде сказки на ночь. Согласно истории этой выходило, что мама и отец познакомились в развеселой студенческой компании. И сразу же, с первого взгляда – так бывает – полюбили друг друга. Несколько счастливых месяцев – и отец сделал маме предложение. Она, разумеется, с радостью согласилась и получила в подарок кольцо – колечко это мама сотню раз Егору показывала. Недорогая вещь, но очень изящная – тонкий серебряный прутик, а в середине – прозрачный прямоугольный камушек.
– Это сапфир, – затаив дыхание, говорила мама. – У твоего отца был очень хороший вкус. Он говорил, что камень идет к моим глазам.
Приготовления к свадьбе были в самом разгаре, когда выяснилось, что жених неизлечимо болен. В этом месте мама обычно тыльной стороной ладошки смахивала бежавшую по щеке слезинку.
– Уж чего мы только не делали! В какие только инстанции письма не писали! К каким только врачам не ходили, – вздыхала она, – все без толку. Даже к бабке-травнице в деревню ездили, столько денег ей свезли. Не помогла.
Все это Егор пересказал бабке Клавке. Она слушала, не перебивая. А когда он замолчал, облокотилась подбородком о ладони и молча уставилась в окно. И такое выражение лица было у нее в этот момент, что Егор испугался даже. Отчего-то ему показалось, что бабка сейчас расплачется. И это будет не показательная истерика, которую Клавка время от времени устраивала перед благодарными зрителями-соседками, а настоящие слезы – тихие и горькие.
