В те дни я часто думал о том, насколько все было бы проще, если бы у нас с Лерой были дети. «Было бы» и «бы были». Физически она вполне могла зачать от меня и родить. И какое-то время действительно подумывала об этом, хотя мы не переставали предохраняться, потому как нужное время, опять же, по ее размышлению, еще не настало. Надо подождать, год, может, два.
Но оно так и не настанет, что-то сломалось в один день, до сих пор так и не могу понять что.
Если бы у нас были дети, то, даже живя врозь, мы все равно бы виделись и мне не приходилось бы вылавливать ее тень.
Паранойя, как и в случае с хрустальным шаром.
Я не выходил из дома без него. Как мальчишка, носил в кармане. Или как тот безумец, которого я еще помнил, таскавший с собой Лерины трусики, случайно оставленные в грязном белье и найденные мною после ее ухода. Черные, с кружевами, хранящие ее запах. Наконец в один тоскливый вечер я, проходя мимо урны, — до сих пор помню улицу, где это было, — вытащил их из кармана и выкинул, да еще посмотрел на прощанье, как они упокоились на куче мусора. Пакеты из-под чипсов, пустые пачки от сигарет, окурки, пивные банки и бутылки, еще не вытащенные бомжами. А сверху черные кружевные трусики, мир их праху. И мир тени их обладательницы!
Только вот выкинул я их потому, что они начали жечь пальцы. Чем больше теребил я их в кармане, тем больше жгло подушечки. Появились волдыри, потом они лопнули, кончики пальцев никак не заживали, будто трусики были пропитаны ядом, что поразил вначале мою кожу, а потом начал всасываться и внутрь, в кровь, которая погнала его к сердцу.
Хотя, может, именно сердце было отравлено изначально и лишь потом яд дошел до кончиков пальцев и начал выходить наружу.
Хрустальный шар обладал другими свойствами. Стоило прикоснуться к его поверхности, как мне становилось легче, от него исходило тепло, беглец уже не ловил исчезнувшую тень, мир начинал принимать иные очертания, веяло теплом, морской свежестью, я шел по знакомым улицам, призраки и тени не преследовали меня.
Но стоило лишь перестать поглаживать шар, как они возвращались. Небо опять наваливалось на землю, серое, низкое, ветер же гнал черные тучи, то, что было внутри хрустального шара, казалось несбыточной мечтой, реальностью, которая не может существовать.
Но в апреле, когда снег сошел окончательно, меня позвала в свой офис Клава и сказала, что у нее для меня выгодное предложение. От меня требуется лишь одно: деньги. Не может ведь она заниматься благотворительностью.
