Где окорачь! Ишь, растеряла все, подбираю. Подсоби-ка! (Собирают обе вместе.)
Савельич поспешно входит в средние двери, в одной руке бурак с вареньем, в другой кусок изрядный ветчины.
Савельич. Аксинья Пахомовна, да ты дома?
Мамка. А где ж мне быть, соколик?
Савельич. Боярышню зачем же одну отпустила?
Мамка. Не отпускала, как перед Истинным, не отпускала! Мавруша сказывала, садиться-де пошла.
Мавруша. Пошла, пошла! Со стариком по лестнице бежала.
Савельич. Пошла? (Роняет бурак.) Со стариком бежала? Н-ну! Тю-тю! Поминай, как звали, — укатили!
Мамка (падает опять на груду). Ой-ой-ой! Промеж рук выхватили.
Савельич. Верно. И колёса у каптаны красные, а у мать-игуменьи желтые! А все ветчина эта проклятая! (Швыряет ветчину.)
Мамка (глянув на него). Ой, спятил, ой-ой! (Падает и закрывает лицо руками.)
Савельич. Только — боярин приедет, я ничего не знаю. Ты отпускала.
Мамка (вскочила). Что ты? Я и старика-то не видела. Мне Маврушка…
Мавруша (перебивая). Что ты? Я за шубейкой бегала.
Савельич (указывая пальцем). Я — сторона, вы отпускали: вы, вы, вы, вы!
Мамка и Мавруша (так же, вместе с ним). Нет: ты, ты, ты, ты!
Занавес опускается.
