Каждый день часа по три, по четыре уходило на беседы со специалистами: физиками, химиками, физиологами, социологами, астрономами, политэкономами, генетиками, кибернетиками и т. д. и т. п. пожалуй, лишь на второй день мы с ужасом осознали очевидную с самого начала вещь: в длинном трехэтажном здании Пансионата нет других подопытных индивидов, все номера забиты специалистами, и каждый мечтает лично с нами поговорить.
Больше всего докучали медики. Имея уникальную возможность исследовать наши тела без нашего участия, они всякий раз норовили задержать нас подольше и вытянуть максимум информации именно из живого тела.
С остальными было полегче. Правда, юристы и экономисты бесили своим догматизмом. Каждый из них считал собственное мнение истиной в последней инстанции, а имеющийся объем знаний — знанием абсолютным. В отличие от естественников, впитавших представление о бесконечном многообразии мира, если не с молоком матери, то с молоком за вредность в своих институтах, корифеи юриспруденции и экономики полагали почему-то, что в их области можно знать все. С естественниками были свои трудности. Эти имели обыкновение выражаться в терминах, столь далеких от нормального человеческого языка, что никакие объяснения не помогали уразуметь их. Шумная братия технарей сутками напропалую толклась возле диспетчерской, куда день и ночь, день и ночь поступала сногсшибательная информация из какого-то гигантского вычислительного центра, а туда, в свою очередь, она стекалась из множества закрытых институтов, изучавших оранжит, зеромассу, сибропластик, сибросплав и сиброклетку. Ученые дурели от приходящих сведений, как тараканы от дихлофоса, и медслужба Пансионата находилась в постоянной боевой готовности. Это был настоящий информационный сель. Вывихнуть мозги ничего не стоило даже светлым головам, привыкшим мыслить строго и логически. Было с чего подвинуться, и порою казалось, что вот еще чуть-чуть, и центр сибрологии превратится в психиатрическую лечебницу.
Сибропластик оказался абсолютно черным телом.
Оранжит был настоящим самоорганизующимся веществом — мечтой кибернетиков.
Зеротан, как теперь называли зеромассу, проявлял в виде пара свойства идеального газа, а по фазовой диаграмме характеризовался невероятными величинами перегрева и переохлаждения.
Все сиброматериалы имели абсолютную вакуумную плотность и нулевое значение упругости паров.
Было с чего подвинуться рассудком.
Группа физиков почти неделю не посещала ресторан и, питаясь в номере одним только пивом, рожала некую новую эсхатологическую концепцию. Многие медики и биологи ходили нарочито перепачканные кровью с ног до головы. Молодого вакуумного техника, одного из тех, кто попал в Пансионат, что называется, за особые заслуги перед наукой, лечили от острого отравления черной икрой. Двое социологов в подпитии забыли выключить на ночь автоматическую приставку к сибру (сляпанную каким-то электронщиком, кустарем-одиночкой, и мгновенно разошедшуюся по всему Пансионату), и утром дверь в их номер не могли открыть: комната на треть оказалась завалена золотыми кольцами. Старейшего химика-органика вынули из петли, чудом спасли ему жизнь и отправили обратно в Мсокву. Отправляли вообще многих. По разным причинам. И на их место присылали новых. Случались жуткие пьяные драки. Случалось битье зеркал и рубка мебели в ресторане. Распространенным правонарушением была, как выражались юристы, преднамеренная порча лабораторного оборудования. Но это уже были семечки: все материальное с помощью сибров воспроизводилось в считанные часы.
