— Его преподобие Парсли.
— Ну что за церемонии, Александра. Мы же друзья. Зовите меня Эдом, пожалуйста.
Сьюки, должно быть, немного о ней рассказывала, когда спала с ним, поэтому он позволил себе такую фамильярность. Где ни появись, оказывается, люди знают тебя больше, чем ты их, вечно они шпионят. Александра не могла заставить себя называть его по имени, слишком отталкивающей была его роковая аура.
— А это мистер Ван Хорн, который только что переехал в особняк Леноксов. Вы, вероятно, слышали.
— Я действительно слышал, и это приятный сюрприз увидеть вас здесь, сэр. Никто не говорил мне, что вы любитель музыки.
— С натяжкой, можно сказать. Рад познакомиться, ваше преподобие.
Они пожали друг другу руки, и священник передернулся.
— Не называйте меня так, пожалуйста. Все, друзья или враги, называют меня Эдом.
— У вас, Эд, отличная старинная церковь. Наверное, страховка от пожара стоит целую кучу денег.
— Бог знает, что он делает, — пошутил Эд, и его слабая аура расширилась от удовольствия, которое он испытал от собственного богохульства. — Если говорить серьезно, то здание нельзя перестроить, а пожилые жалуются на крутизну ступеней. Бывало, люди уходили из церковного хора, потому что не могли подняться наверх. К тому же, по-моему, такое роскошное здание традиционной постройки мешает осуществлению миссии современных унитаристов-универсалистов. Что бы мне хотелось увидеть, так это чтобы открылась церковь в центре напротив магазинов, на Портовой, там, где собирается молодежь, где бизнес и торговля делают свое грязное дело.
— Что же в этом грязного?
— Извините, не расслышал вашего имени?
— Даррил.
— Даррил, вижу, вам нравится насмехаться над людьми. Вы человек, как и я, умудренный опытом, знаете, как прямо и непосредственно связаны между собой зверства, творящиеся в Юго-Восточной Азии, и этот новый филиал «Олд Стоун Банк» рядом с малым супермаркетом. Мне не стоит брать на себя труд и доказывать свою точку зрения.
— Вы правы, дружище, не стоит, — ответил Ван Хорн.
— Когда речь идет о деньгах, дядя Сэм не зевает.
— Аминь, — сказал Ван Хорн.
«Как приятно, — размышляла Александра, — когда мужчины спокойно беседуют: нет этой агрессивности, не хватают друг друга за грудки, не следят с помощью микрофонов и звукозаписи». Она пугалась, когда, гуляя в лесу у бухты, находила где-нибудь на песке следы клешней или одно-два пера, оставшихся от смертельной схватки.
Эд Парсли принял Ван Хорна за банкира, проводящего политику существующей Системы, и все в нем противилось тому, что его собеседник явно торопится закончить разговор с надоедливым либералом-неудачником, беспомощным представителем несуществующего Бога. Эду хотелось бы представлять другую систему, столь же сильную и обширную. Будто для самоистязания, он носил сутану с воротом, в котором его шея казалась одновременно мальчишеской и жилистой; для священника его вероисповедания такой воротник был необычен, и он носил его как бы в знак протеста.
