— Еще кто? — спросил Т. Но всем, кроме Майка, под тем или иным предлогом удалось захватить еду с собой.
Устроившись среди обломков, они неохотно развернули пакетики с сандвичами. Полчаса на обед — и они снова принялись за работу. К тому времени, когда Майк вернулся, они уже были на верхнем этаже, а к шести разгром в комнатах был довершен. Все двери сняты с петель, все плинтуса сорваны, мебель вытащена, ободрана, сломана, свалена в кучу; теперь спать в доме было не на чем, разве что на ложе из кусков штукатурки. Т. распорядился: сбор завтра в восемь утра. Чтобы не привлекать внимания, они поодиночке перелезли через заднюю стену сада и очутились на стоянке. В доме остались только Чернявый и Т. Уже почти стемнело; они пощелкали выключателем, но он не действовал — Майк сделал свою работу на совесть.
— Ну как, ты нашел, что искал? — спросил Чернявый.
Т. кивнул.
— Поди сюда, — сказал он. — Смотри.
Он стал вытаскивать из обоих карманов пачки фунтовых бумажек.
— Сбережения Старого дохляка, — объяснил он. — Майк выпотрошил матрац, но не заметил их.
— А что ты собираешься с ними делать? Поделить?
— Мы не воры, — отрезал Т. — Из этого дома никто ничего не унесет. Я их оставил для нас с тобой — отпразднуем это дело. — Опустившись на колени, он пересчитал кредитки. Всего их было семьдесят. — Мы их сожжем, — сказал он. — По одной.
Они брали бумажки одну за другой, зажигали верхний угол, и огонек медленно подползал к их пальцам. Серый пепел летел над ними и ложился им на головы, как седина.
— Хотел бы я увидеть физиономию Старого дохляка, когда мы все кончим, — проговорил Т.
— Ты так дико его ненавидишь? — спросил Чернявый.
— Вовсе нет. Если б я его ненавидел, никакого бы удовольствия не было. — Пламя, охватившее последнюю бумажку, осветило его задумчивое лицо. — Всякая там ненависть и любовь — это мура, для слабаков. Есть только одно, Чернявый, — вещи.
И он оглядел комнату, где теснились странные тени бывших вещей, разбитых вещей, полувещей.
— Бежим наперегонки до твоего дома, Чернявый, — сказал он.
Наутро принялись разрушать самый дом. Двое не пришли — Майк и еще один мальчик; их родители уехали на взморье — одни в Саутэнд, другие в Брайтон, хотя накрапывал теплый дождик и с эстуария[5] Темзы доносились раскаты грома, словно первые орудийные выстрелы времен блица.
— Нам надо поторапливаться, — сказал Т.
Саммерс забеспокоился:
— Мало мы сделали, что ли? Мне дали шиллинг на автоматы. А тут — все равно что работа.
