– Алка! – радостно взвизгнула я, разом вспомнив хулиганистую подружку. – Сколько лет, сколько зим!
– Боже мой! – растроганно проговорила Алка и крепко меня обняла, обдав запахом кислого пота, перебивавшего нестойкий рыночный парфюм. – Надо же, где встретились! Тоже торгуешь?
Я покачала головой.
– Приехала к папе. Он здесь охранником работает.
– Позвольте, помогу, – сказал папа, поднял Алкину ношу как перышко, положил к себе на плечо. – Куда нести?
– Там машина, – восхищенно распахнув глаза и рот, ткнула пальцем в сторону выхода Алка.
На улице ее ожидал изрядно заржавленный «сарай» с разбитой задней правой фарой.
– Грузите, – скомандовала Алка, отворив багажник, – огромное вам спасибо.
– Что ж вы, девушка, такие тяжести носите? – отечески пожурил Алку папа. – Где ваши мужчины?
– Ха, – негодующе фыркнула Алка, – мужчины… где их взять, нормальных-то?
Она достала пачку «Примы», предложила нам. Папа отказался, я тоже. Алка задымила. Папа сказал, что не станет нам мешать, к тому же он на службе, попрощался и пошел на склад.
– Как живешь-то? – спросила Алка. – Чем занимаешься?
Я поведала в двух словах.
– Я так и думала, что ты в институте, – покивала Алка. – Помню, голова у тебя отлично соображала. А я на фабрике работала, а теперь все накрылось медным тазом. Вот, торгую. На жизнь хватает. А муж – объелся груш. Был один… Все б ничего, но как напьется, драться повадился, скот. Во. – Она продемонстрировала отсутствие переднего зуба. – Я, конечно, тоже ему засветила промеж глаз. Собралась и ушла. Одной проще. Что наторговала – все твое. А то прожрет и пропьет больше, чем заработает, на диван завалится с пивом, блин, гвоздя забить не допросишься, да еще орет: «Я у себя дома!» Козел… Ну, ниче, поднакоплю, куплю себе комнату, там постепенно и на квартиру соберу. Сама себе хозяйкой буду. Захочу – позову, надоест – вытолкаю взашей. – Алка довольно зажмурилась, на круглой мордочке отразилось блаженное мечтание.
– Где торгуешь-то? – поинтересовалась я.
– На Луже. Ну, в Лужниках. – Алка снова открыла багажник, надорвала тюк, извлекла страшноватую фиолетовую кофту, расшитую аляповатыми золочеными цветами, стразами и пайетками.
– И что, это покупают? – усомнилась я.
– Ха! Еще как! Я с этого говна вдвое бабки оборачиваю. Особенно если лейбл итальянский пришит. У нас народ дурак, всему верит. Раз написано – «маде ин Итали», значит, так оно и есть. Грубо говоря, полтинник вложишь – сотня на выходе. Конечно, брак попадается – непрокрас, дырки, грязное бывает. Что-то постираю, зашью аккуратненько, если не получается – себе оставляю. Под курткой все равно не видно, тепло – и ладно. Здесь товара на пятьсот деревянных. Вот и считай.
