– А чей-то одни мужики? Телки-то где? – блудливо оглядываясь вокруг, поинтересовался у сталкерши какой-то белобрысый парень.
– Телки, как вы изволили выразиться, – въедливо произнесла Галина Пална, – в другом месте пасутся. А тут – девушки на выданье. Они по протоколу отдельно должны быть.
Белобрысый попытался что-то сказать, но они уже дошли до огороженного красной лентой места, где тусовалась даже пара голоногих полицейских в мятых выцветших формах. Еще там были трибуны под навесом, где уже сидели, галдя по-европейски, десятка два белых.
– Смотри, вроде наши, – сказал Дима, оборачиваясь в подотставшей Маринке.
– Ага, понаехало нас тут, – как-то мрачно ответила Маринка, не очень любившая пеших сборищ.
Ну, ведь в Африке норвежцы и те за «наших» сойдут.
Маринке с Димой достались места в третьем из шести рядов – не очень хорошо, поскольку уже было пыльно и шумно, и, судя по тому, как прибывало раскрашенных, взволнованных женихов, ситуация будет только усугубляться.
К Диме полез знакомиться вовсе не юный, в рыжих пятнышках по рукам и лицу, с пивной жестянкой, то ли немец, то ли скандинав.
– Оу, рашенз! – удивился он в ответ на приветствие и что-то заклекотал своей тощей, одетой в холщовый мешок с карманами спутнице. – Итз о’кей, итс о’кей!
– Чего он хочет? – спросила Маринка недовольно, но руку обоим пожала, даже улыбнулась.
– Да просто общается… Смотри, вроде зашевелились.
На поле, видно сосватавшем не одно поколение шоколадных зайцев, выстроилась длинная-предлинная шеренга женихов. Поодаль стояли, тоже в рядок, но не такой плотный, девицы, одетые в ситцевые платьица жизнерадостных оттенков и с пестренькими чалмами на головах.
– А прикид у них ничего, клевенький, – сказала Маринка и оглянулась. – Галина Пална, а почему они в платьях? Почти как у нас… Вон рукав-фонарик, типа в тренде…
– Так им, наверное, удобнее, – пожала плечами экскурсоводша, сидевшая чуть выше и в стороне. – Женщины более чутко следуют переменам в моде.
Тут девушки стали бить в ладоши и запели чуть дребезжащими голосами нечто призывно-ободряющее.
– То, что вы видите, – громко и нравоучительно произнесла Галина Пална, – является самым древним видом искусства – синкретическим, то есть когда артист и зритель – это одно лицо.
Тут на полоску, что осталась между противоположными полами, из большого ряда женихов поспешно, как на последний троллейбус, выбежали два расписных хлопца с копьями.
– О, щас метелить друг друга будут! – радостно объявил голос Витька, который почему-то пересел к ним со своего комфортного шестого ряда. – Кайф в натуре!
